Он шагнул вперед, оскалившись, одноглазый закричал, что таких витязей он похоронил без числа, махнул правой рукой, снеся с печи глиняный горшок, который разлетелся вдребезги с оглушительным грохотом.

– Горло! – еще громче взревел бугай.

– Убью! – кричал одноглазый.

На кухню влетел Десятник, оттолкнув одной рукой одноглазого, не замахиваясь, врезал правой бугаю, как раз под вздох.

Бугай замолчал и полетел навзничь. Если б не Молчун, точно лететь бы здоровяку до самых задних дверей, а так он только обхватил хозяина постоялого двора за плечи.

– Нажрались! – процедил Молчун.

Он еще хотел сказать, чтобы помирились господа витязи, выпили мировую и помирились.

Хотел сказать, но не успел. Перед глазами что-то полыхнуло, а потом погасло.

Все.

– Ты его не убил? – спросил Рык Дылду.

– А чего ему станется? Вон, уже глаза открывает.

Хозяин постоялого двора действительно открыл глаза. Зрачки все еще плавали, не в силах остановиться. Хозяин захрипел, Дылда похлопал его по плечу и отошел.

От легкого хлопка Молчуна почему-то качнуло, он застонал. А придя в себя, почувствовал боль в суставах и запястьях. Его подвесили к потолку, подцепив связанные руки за крюк – раньше здесь висело тележное колесо, на котором иногда зажигались плошки. До пола Молчун не доставал совсем малость, может, ладонь или чуть поболе.

– Вы что, господа витязи? Или обидели мы вас чем? – спросил Молчун.

Десятник подвинул к нему лавку и сел.

– Но мы ничего, добрые люди… – простонал Сапог.

Молчун оглянулся на голос – Сапог, связанный, лежал в углу. Лицо было окровавлено, но то была только кровь из сломанного носа и разбитой губы.

Из кухонных дверей торчали ноги Битого.

– Значит, так, – сказал Десятник. – Тебя кличут Молчуном. Верно?

– Так.

– А меня – Рыком. Может, слышал?

Молчун вздрогнул, оглянулся, выискивая взглядом одноглазого.

– Меня ищешь? – Кривой вышел из-за спины Молчуна, поигрывая своим громадным кинжалом. – Теперь узнал?

Молчун кивнул, он слышал о Кривом, о том, как тот в одиночку отбился от десятка наемных, пятерых уложив насмерть, а двоих оставив калеками. И о том, как Кривой сделал их калеками, Молчун тоже слышал.

– Ты Кривой, – сказал Молчун. – А этот, бык, получается, что Дылда.

– Знает, – обрадовался Дылда. – А вот это у нас – з-з-з…

– З-заика, – представился Заика, зло глянув на Дылду.

– О Хорьке ты еще не слышал.

Молчун покачал головой, глянув на мальчишку, сидевшего на лавке у дальней стены.

– Вас было трое, – Рык говорил спокойно и вроде даже сам с собой. – Осталось двое.

Молчун снова оглянулся на кухонную дверь – ноги Битого не шевелились.

– Очень жаль, – сказал Рык.

– А не вышло у меня по-другому, – развел руками Кривой. – Кто ж знал, что он даже в доме с ножом за голенищем ходит? Я его честно прижал, а он, сука, наклонился – да за нож. И как я только заметил?

– Ну, заметил, – засмеялся Дылда. – Ну, руку бы ему сломал. Или порезал. Так нет – ты ему и горло перерезал, и брюхо, и ноги…

Молчун сглотнул.

– Ладно, – хлопнул ладонями по коленям Рык. – Ему повезло, а вам – нет.

– Это как? – спросил дрожащим голосом Сапог.

– А так, – охотно пояснил Дылда, – он уже, а вы еще. Понял?

Сапог икнул.

– Я знаю способ от икоты, – Дылда подошел к Сапогу, присел. – Тебя нужно испугать. Хочешь, испугаю?

Сапог закрыл глаза и снова икнул.

– Ты человек бывалый, – сказал Рык. – На твоих руках и кровь, и что похуже…

Молчун слушал, даже не пытаясь оправдываться.

Тут нужно было дождаться, когда победитель назовет свои условия. Жалко было деньги отдавать – до слез жалко, но суставы рук болели все сильнее; да еще Битый, так и не успевший износить новых сапог, снятых с проезжего, ясно указывал, что произойдет в случае малейшего сопротивления.