Джонатан поднял голову, его взгляд устремился куда-то за пределы зала, в иную эпоху. Страх исчез, слова лились свободно, словно старый художник встал к мольберту и писал на его сердце:

– Взгляните на лица, которые он писал, на свет, рождавшийся под его кистью, проникнитесь благородством и смирением его персонажей. Ни на одном полотне вы не найдете сжатой в кулак руки или уклончивого взгляда.

Зал слушал, затаив дыхание. Следующий вопрос задала сидевшая в первых рядах женщина.

– Сильви Леруа, музей Лувра, – представилась она. – По легенде последнюю картину Владимира Рацкина никто никогда не видел: ее не нашли. Что вы об этом думаете?

– Это не легенда, мадам. Рацкин писал Алексею Саврасову, что, превозмогая подтачивавшую его силы болезнь, начал писать новую картину, и называл ее своим лучшим творением. На вопрос Саврасова о здоровье и о том, как продвигается дело, Владимир ответил, что только работа над этим полотном помогает ему превозмогать раздирающую внутренности боль. Владимир Рацкин умер, дописав свой последний шедевр, загадочно исчезнувший во время престижного аукциона в Лондоне в 1868 году, через год после кончины живописца.

Джонатан рассказал, что полотно сняли с торгов в последний момент и что по непонятным причинам ни одна картина Владимира Рацкина в тот день продана не была. О художнике надолго забыли. Эта несправедливость удручала как самого Джонатана, так и всех тех, кто считает Рацкина одним из величайших живописцев столетия.

– Душевная щедрость часто разжигает ревность и пренебрежение современников, – продолжил Джонатан. – Некоторые люди воспринимают только мертвую красоту. Но сегодня время утратило власть над Владимиром Рацкиным. Искусство рождается из чувства и становится бессмертным, живет вне времени. Большая часть его работ выставлена в небольших музеях или является частью крупных частных коллекций.

– Считается, что, работая над последней картиной, Рацкин нарушил самозапрет и нашел какой-то необыкновенный красный цвет, – прозвучал следующий вопрос.

Весь зал замер в ожидании ответа. Джонатан заложил руки за спину, прищурился и поднял голову.

– Как я уже сказал, картина неожиданно исчезла и публика ее так и не увидела. По сей день никаких сведений о ней не появлялось. Я ищу ее следы с тех пор, как начал работать экспертом. Доказательством существования картины остаются письма Владимира Рацкина к Саврасову и немногочисленные статьи в газетах тех лет. Отвечу осторожно: все сведения о сюжете картины и ее композиции основаны на слухах. Благодарю за внимание.

Слушатели захлопали, и Джонатан поспешил уйти в кулису. Питер обнял друга за плечо, поздравляя с успехом.

В конце дня залы Конгресс-центра в Майами, где работали четыре тысячи шестьсот человек, одновременно пустели. Людской поток растекался по барам и ресторанам комплекса. От Центра имени Джеймса Л. Найта общей площадью тридцать тысяч квадратных футов к шестисоткомнатному отелю «Хайат Редженси» тянулся бульвар.

После выступления Джонатана прошел час. Питер не расставался с мобильником, Джонатан сидел у стойки бара. Он заказал «Кровавую Мэри» и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. В глубине освещенного бронзовыми светильниками зала старый пианист наигрывал мелодии Чарли Хейдена. Джонатан наблюдал за контрабасистом. Он обнимал инструмент, нашептывал ему ноту, которую собирался взять. На дуэт мало кто обращал внимание, хотя играли музыканты просто божественно. Казалось, эти двое проделали вместе долгий путь. Джонатан встал, подошел к «Стейнвею» и положил десятидолларовую бумажку в стоявший на крышке рояля бокал. Контрабасист поблагодарил, сухо ущипнув струну. Когда Джонатан вернулся к стойке, купюры в бокале уже не было, хотя дуэт не взял ни одной фальшивой ноты.