– А что такое?

– Глаза у нее одного нет. Искусственный.

– Вы с ней виделись?

– Нет. По разговорам.

Да, товарищ Чикуров, тебе следует поставить в случае с Завражной двойку за наблюдательность. Но я не сдавался:

– Мало ли людей с увечьями. Свыкаются. У нас в институте был один слепой студент. Общительный, веселый человек. В красном уголке, в общежитии, первым приходил к телевизору. Не пропускал ни одного нашумевшего спектакля…

– У кого как. Маша была, как говорится, первой девкой на деревне. И пела, и плясала, парни хороводом под ее окнами ходили. Не один синяк под глазом был из-за нее поставлен. А когда года два-три назад парнишечка за ней увивался, говорят, влюбилась девка по уши. На мотоцикле катал. И докатались, в овраг угодили. Ему ничего, а она глаза лишилась. Дело к свадьбе шло. Он, залетный, как она попала в больницу, лыжи навострил и был таков. Вышла Маша изуродованная, кавалеры подевались кто куда. Конечно, девчат вокруг много и все у них на месте. Надо же, угораздило лицо испортить. Пусть бы какая другая отметина, на руке там, на теле. А тут – самый главный вид. Молодые, они прежде всего на парад смотрят. Душа, можно сказать, на самом последнем месте… Вот и получилось, что от вчерашней павы отвернулись. Мало кто выдержит такое. Ушла в себя. А с Залесской быстро сошлась. Но все-таки Мария вышла замуж. Залесская в этом сыграла не последнюю роль. И вдруг – совершить самоубийство. Думаю, очень на Машу подействовало.

– Подействовало, конечно. Я с вами согласен. Но, наверное, семья лечит…

– Кого лечит, а кого калечит. Говорят, правда, мужик у Маши спокойный. В обиду не дает. Она очень добрая на самом деле. Застенчивая.

– И все-таки мне нужно, чтобы Завражная была пооткровенней.

Серафима Карповна кивнула:

– Верно. Меж подругами редко бывают тайны.

– Что ж, попытаемся еще раз. Теперь, Серафима Карповна, вот о чем. Об Ильине.

– Главный агроном?

– Он. Вы что-нибудь знаете о нем?

Ищенко достала новую папиросу.

– И тогда, с прежним следователем, разговор о нем заходил. Болтают по селу, что его с Залесской часто видели. Якобы даже в ресторане Североозерска.

– Ну и что?

– Так ведь как болтают: сам, мол, не видел, люди видели, мне сказывали. Как только начнешь уточнять – следов нет. Все в кусты.

– Можно было спросить у работников ресторана.

– Можно, конечно. Следователь был у секретаря райкома, товарища Червонного. Ильиным интересовался.

Червонный его хорошо характеризовал. И после этого – все. Любые действия по отношению к главному агроному мы прекратили.

– И все-таки, Серафима Карповна, Ильиным мы займемся.

– Это задание?

– Да. Первое. Второе – Станислав Коломойцев.

Ищенко усмехнулась:

– Знаменитая личность.

– Вот как?

– О-о! До сих пор помнят.

– Расскажите.

– Самородок. Художник. При Залесском еще выставку в клубе организовали. В Барнаул хотели везти. Да это несчастье случилось. Залесский не успел, уехал. А гонору у парня теперь на весь век хватит…

– Я тоже это заметил. Так что постарайтесь выяснить, в каких он был взаимоотношениях с семьей Залесских. С Аней.

Серафима Карповна кивнула.

– И еще. В июне – июле здесь были приезжие. Механизаторы, студенты. Хорошо бы поработать и в этом направлении…

– Много народу побывало. Много.

– Знаю, Серафима Карповна, объем работы большой. А с другой стороны – вдруг и обнаружим какую-нибудь сомнительную личность.

– Значит, не отрицаете убийство?

– Я ничего не отрицаю. И пока, увы, ничего не утверждаю…

Уходя, Ищенко решительно повторила:

– В столовой обедать не годится. Но мы это организуем.

Я попытался возразить. Насколько Серафима Карповна была осторожна в наших деловых отношениях, настолько здесь она проявляла завидное упорство.