Арестованным, покидавшим тюрьму в то утро, был Тура Саматов.

В канцелярии Туру вписали в какие-то книги. Дали расписаться. Незапоминающаяся личность – работник тюремного отдела глухо зачитал постановление. В нем разбирались две строчки:

– …«За отсутствием состава преступления… Из-под стражи освободить…»

Непохожим на себя – коротко остриженным, в телогрейке и немыслимых ботинках – шагнул он в ворота под традиционным девизом отечественной тюрьмы: «На свободу – с чистой совестью!»

За воротами Туру ждали. Офицер милиции поднялся со стоявшего у стены разбитого ящика.

– «…Я вышел зол и непреклонен, свободен, словно вор в законе, который вышел из тюрьмы!»[2]

Это был Силов.

На мгновение они коснулись друг друга лбом, щеками и тут же бегом бросились прочь от страшного этого здания.

За тюрьмой по широкой магистрали сверху от площади катил на светофор неудержимый вал машин, Силов и Тура в его немыслимом для столицы обличье подбежали к краю тротуара. Силач успел крикнуть на бегу:

– МВД отвело нам номер в своих апартаментах… Тут недалеко… Я перевез туда кое-какие твои вещи…

– А нельзя сразу домой?

– Нет! Завтра тебя ждут в министерстве… Форма должна быть соблюдена! Тебе вернут статус сотрудника МВД и звание…

Первый же притормозивший частник, с которым Силову удалось пошептаться, согласился их отвезти.

– Ну вот! Товарищ мечтает подвезти тебя, Тура, – торжественно провозгласил Силов, открывая перед Саматовым дверцу. – Ты окажешь честь, если прямо с казенных нар пересядешь в поролоновый рай моего нового друга…

В гостинице МВД было тоже много людей, как и в обычной гостинице. Ее отличало разве только то, что больший процент постояльцев был в форменных одеяниях МВД и милиции. Обгоняя офицеров, Силов и Саматов побежали вверх по лестнице к окошку администрации. На бегу Силов кивнул Type на офицера в форме, тащившего свернутый в рулон ковер, и его жену, в каждой руке которой было по автомобильной покрышке:

– Ай да майор! Едет в отпуск при погонах… Смотришь, в магазинах что-нибудь и выпросит… И жену приспособил!

Силов здесь тоже был уже своим, знаемым, любимым: администраторша о чем-то предупредила его. Ключ не дала, показала наверх.

Тура начал с душа, потом перешел к бритью. На двери ванной висел его форменный мундир. Человек военный, Тура переходил из одного состояния в другое, подчиняясь приказу.

Тура брился, смотрел в зеркало. С каждым взмахом бритвы лицо его становилось все более узнаваемым, преж-ним, жестким. Лицо мента… Вот он провел по щекам кремом, растер его. Застегнул милицейскую сорочку. Поправил галстук-регату. Теперь это снова был подполковник милиции Саматов, он ничем не напоминал человека, который несколько часов назад освободился из тюрьмы.

Силов возился с бутылками, с закуской. Номер был двухкомнатный, на тумбочке у кровати Туры стояла привезенная Силовым большая фотография.

Погибшие жена и сын и с ними он, Тура, взявшись за руки, бегут по тропинке между деревьями…

Тура поднес фотографию к губам.

– Все готово! – выглянул Силов из другой комнаты. – Прошу…

Тура поставил фотографию на место, вышел к столу.

– Помянем! – Силов показал головой в сторону тумбочки с фотографией. – Пусть земля будет им пухом!

Они выпили, не чокаясь.

Силов рассказывал:

– …В прокуратуре полная неразбериха. Прикомандированные следователи наломали дров. Потом разъехались… Свердловчане, ульяновские. С Украины… Лучших следователей никто не даст… Так что можешь представить. Местных обычаев никто не знал. Короче: нам крупно повезло.

– Да. Нам очень крупно повезло… – грустно заметил Тура.