Я кивнула.
– Я знаю, что именно ты сообщила об этом… происшествии. Но кто обнаружил тело?
Я лихорадочно думала. Если я скажу правду, повредит ли это отцу? Знает ли уже полиция, что я позвала Доггера на огородную грядку? По всей видимости, нет: инспектор только что узнал имя Доггера, так что разумно предположить, что его еще не успели допросить. Но когда они это сделают, что он скажет? Кого из нас он будет защищать – отца или меня? Существует ли какой-нибудь новый тест, способный показать, была ли жертва еще жива, когда я ее обнаружила?
– Это я, – выпалила я. – Я нашла тело.
– Я так и думал, – сказал инспектор Хьюитт.
Повисло неловкое молчание. Его нарушило появление сержанта Вулмера, сопровождавшего моего отца.
– Мы обнаружили его в каретном сарае, сэр, – объявил сержант. – Он прятался в автомобиле.
– Кто вы, сэр? – требовательно спросил отец. Он был в ярости, и на мгновение я увидела в нем человека, которым он когда-то был. – Кто вы и что делаете в моем доме?
– Я инспектор Хьюитт, сэр, – сказал инспектор, поднимаясь. – Благодарю вас, сержант Вулмер.
Сержант отступил на два шага назад, оказавшись в дверном проеме, и затем скрылся из виду.
– Что же, – сказал отец, – в чем дело, инспектор Хьюитт?
– Происшествие, сэр. В вашем огороде обнаружили тело.
– Что вы имеете в виду под «телом»? Труп?
Инспектор Хьюитт кивнул.
– Да, сэр, – подтвердил он.
В этот момент я осознала, что у отца нет синяков, царапин, порезов… никаких повреждений, во всяком случае видимых. Я также заметила, что его лицо начало бледнеть, за исключением краснеющих ушей.
И я также обратила внимание, что инспектор тоже все это заметил. Он не сразу ответил на вопрос отца, держа паузу.
Отец отвернулся и прошел через длинную арку к бару, проводя пальцами по поверхностям всех предметов мебели, попадавшихся ему на пути. Он смешал себе джин с содовой и опустошил стакан со стремительной легкостью, выдававшей более частую практику в этом деле, чем я могла предположить.
– Мы еще не опознали тело, полковник де Люс. Вообще-то, мы надеялись, что вы нам поможете.
При этих словах лицо отца побелело еще сильнее, если это было возможно, и уши заалели огнем.
– Простите, инспектор, – произнес он едва слышно. – Пожалуйста, не просите меня об этом… Я не в ладах со смертью, видите ли…
Не в ладах со смертью? Отец был военным, а военные живут со смертью, живут ради смерти, побеждают смерть. Для профессионального солдата, как ни странно, смерть и есть жизнь. Даже я это знала.
Я также знала, поняла мгновенно, что отец только что солгал, и тут что-то внутри меня, какая-то ниточка порвалась. Словно я вдруг стала старше.
– Я понимаю, сэр, – сказал инспектор Хьюитт, – но если других способов нет…
Отец вынул платок из кармана и промокнул лоб и шею.
– Немного в шоке, – заметил он, – все это…
Он обвел вокруг себя дрожащей рукой, и в это время инспектор Хьюитт взял записную книжку и начал писать. Отец медленно подошел к окну, притворяясь, что разглядывает окрестности, которые я легко могла представить себе мысленно: искусственное озеро, остров с Причудой, фонтаны, больше не функционирующие, – их закрыли, когда вспыхнула война, и холмы позади.
– Вы были дома все утро? – спросил инспектор прямо.
– Что? – Отец резко обернулся.
– Вы выходили из дома с минувшего вечера?
Отец ответил не сразу.
– Да, – наконец сказал он, – я выходил утром. В каретный сарай.
Я подавила ухмылку. Шерлок Холмс однажды сказал о своем брате Майкрофте, что его так же сложно увидеть за пределами клуба «Диоген», как трамвай в деревне. Как у Майкрофта, у моего отца были свои рельсы, и он двигался по ним. За исключением церкви и периодических стремительных вылазок к поезду, чтобы посетить выставку марок, отец редко, если вообще когда-либо, высовывал нос из дома.