Оглядываюсь – никого. Отлично. Быстро стягиваю платье через голову и вешаю его на крючок у стены. Ах, какое облегчение! Достаю из шкафчика белый халат – он коротковат и тесноват, но в нем хоть не так душно. Правда, он едва прикрывает пятую точку, но зато можно дышать.

Поправляю косу, которая окончательно растрепалась, берусь за вилы. Работа есть работа, сено само себя не переберет. Начинаю напевать себе под нос старую песенку, которую пела еще бабушка: «Ой, рябина кудрявая, белые цветы…»

Вилы ритмично вонзаются в сено, телята довольно мычат, а я думаю о том, что так и проходят мои дни – в работе, в заботе о животных, в тишине. И ничего, хорошо. Спокойно. Предсказуемо.

Но внезапно шестое чувство подсказывает мне, что я не одна. От ощущения чужого взгляда по спине бегут мурашки. Я резко оборачиваюсь, занося вилы, и чуть не вонзаю их в шею незнакомому мужчине.

– Черт! – вырывается у меня, когда острые зубцы останавливаются в нескольких сантиметрах от его горла.

Думала, что это Гриша решил подкрасться и устроить очередное «ухаживание». Я уже была готова раз и навсегда показать ему, куда он может засунуть свои комплименты про «племенных буренок».

Но передо мной стоял новый хозяин фермы.

Высокий, широкоплечий, с волевым подбородком и удивительно красивыми глазами. На секунду я теряюсь Я перед ним в коротком халате, резиновых сапогах, с растрепанной косой и косынкой, которая окончательно сползла на затылок. Вид скажем так странный у меня.

Быстро опускаю вилы и пытаюсь привести себя в порядок, но понимаю, что уже поздно. Он увидел больше чем надо.

– Простите, – бормочу, поправляя халат, который, кажется, стал еще короче. – Думала, что это…

И тут я замечаю кое-что странное. Его джинсы мокрые. Очень мокрые. Особенно в области…  ширинки и ниже.

Боже мой. Неужели он от страха…?

Округляю глаза и невольно делаю шаг назад. Надо же, а казался таким уверенным в себе. Марат следит за направлением моего взгляда, его лицо краснеет, как наши августовские помидоры.

– Это не то, что вы подумали! – быстро говорит он, размахивая руками. – На меня случайно вылили молоко! В коровнике! Ведро опрокинулось!

– А-а-а, – протягиваю, пытаясь сохранить серьезное выражение лица. – Молоко. Конечно.

– Правда! – он выглядит таким возмущенным, что я почти верю. Почти.

– Ну конечно, правда. У нас тут молоко такое… само на людей льется.

Он смотрит на меня с подозрением, пытаясь понять, издеваюсь я или нет. Стараюсь сохранять невозмутимый вид, хотя внутри смеюсь. Надо же, городской франт попал в такую нелепую ситуацию.

– Вы… – он запинается, разглядывая мой наряд, – вы всегда так… работаете?

Опускаю взгляд на свой халат и усмехаюсь. Ну да, наверное, для него это непривычное зрелище. Небось в городе девушки сидят в офисах, в деловых костюмчиках, на каблуках. А тут я – в коротком халате и резиновых сапогах, с вилами в руках.

– А как еще? – пожимаю плечами. – В вечернем платье сено ворошить? Или в костюме от Шанель коров доить?

– Я не об этом, – он явно смущается. – Просто… халат какой-то…

– Короткий? – подсказываю я, и он кивает. – Ну так жарко же. А длинные халаты все порвались о вилы. Этот еще держится кое-как.

Тянусь вверх, раскладывая сено, и замечаю, как его взгляд невольно скользит по моим ногам. Хм. А ведь неплохо смотрит, надо признать. Не как Гришка, который пялится, словно голодный на колбасу.

У Марата взгляд… другой. Заинтересованный, но с уважением.

– Значит, вы сын Захара Петровича, – говорю, продолжая работать. – А мы и не знали, что у него есть наследник.