Пока для меня оставалось неясным только одно.

То, что задевало за живое и заставляло где-то внутри сжиматься от ярости и волнения: где были ее родители и, как черт, побери они допустили, чтобы их ребенок попал в такую ситуацию?

Но даже здесь было весьма очевидно, что всё не так просто.

И уж точно совсем не радостно.

Разве родители по своей воле оставили бы дочь?

Нормальные родители — определенно, нет.

Поэтому они либо были далеки от понятий о нормальности и своем родительском долге.

Либо родителей не было в живых.

Второй вопрос, который мучил меня, был насчет денег и этой не самой приятной ситуации с краденым телефоном.

За каким чертом Лилу ввязалась в эту весьма сомнительную авантюру, прекрасно понимая, чем всё это может грозить?

Глупой девушка совсем не была.

Еще когда следил за ней в тот первый день, я отчетливо понял, что ей самой страшно от происходящего.

Страшно и мерзко.

Она словно заставляла себя делать то, что было не по душе.

И даже когда деньги оказались у нее, Лилу не кинулась бездумно тратить их.

Она в принципе так ничего и не купила просто потому, что не выходила с того дня из больницы.

Ответ на этот вопрос нашелся неожиданно, стоило мне только войти в игральную комнату и столовую, где нас ждали дети.

И он ранил так, что в какой-то момент мне показалось, что я забыл, как нужно дышать.

Здесь был брат Лилу.

Лео.

Мальчик на вид лет восьми в вязаной шапке с гривой льва.

Изнеможенный, но отважный в том, что, несмотря на свой страшный недуг и почти полное бессилие, он всегда кидался помогать младшим товарищам по этой жуткой беде.

Без волос, ресниц и бровей.

С бледной, желтоватой от боли и тошноты кожей.

Но с добрым прямым взглядом, где было столько печали и мудрости, сколько порой было не увидеть во взгляде взрослых людей.

Лилу собирала деньги для него.

Ради спасения своего брата.

И это осознание пробрало меня до самого нутра.

Так глубоко, что я не ожидал сам.

Когда по время праздника один из детей обнял Лилу и прошептал ей доверчиво: «Я всегда знал, что ты настоящая феечка, а крылышки прячешь в стиральной машине, чтобы мы не видели!» — я поверил в это тоже.

Искренность и отвага этой девушки завораживали мою звериную душу, которая захлебывалась ее искренностью и чистотой помыслов.

В людях это встречалось настолько редко, что я успел позабыть, какой волшебный и пьянящий аромат у искренности и верности.

У честности и доброты, которая не требует ничего взамен.

У настоящей любви, настолько огромной и нерушимой, что ради нее Лилу пошла на то, чего сама боялась.

Дети оставались детьми, несмотря на страшный диагноз и собственную боль.

Они искренне радовались каждому даже самому маленькому подарку и смеялись, когда медсестры принимались по очереди кружить их. Или вертеть на инвалидных колясках, кого нельзя было поднимать.

Уже после поздравлений и игр, когда детям пора было отправляться на обязательные процедуры, я снова переоделся в привычную одежду в комнатушке Лилу и крепко-крепко обнял ее, понимая отчетливо и глубоко, что отпустить я ее уже не смогу.

— Ты прирожденный Санта, Марсик, — улыбнулась она мне широко, а я не знал, что могу ответить.

Чувствовал только, что сердце разрывается от всего происходящего, а голова гудит от мыслей.

Я должен был успеть сделать кое-что еще.

Но для этого нужно было уйти и встретиться с братьями.

Такими же Палачами, как я.

Чтобы они наказали меня.

Выслушали.

И подсказали, как поступить дальше, чтобы никого не поставить под удар.

— Мне пора идти, Лилу.

— Брат ждет, я помню.

Девушка хоть и улыбнулась, но я до дрожи почувствовал, что и она не хочет отпускать меня.