Охотник отложил топор к мечу со щитом, что всегда оставлял подле себя, и, использовав заранее приготовленный розжиг, на ощупь отточенным до мастерства движением пробудил пламя из угля и пепла. Затем он оживил факел, после чего с неким усилием все же поднялся, разгоняя мрак по углам небольшой комнаты. Толка от подобного ритуала было не так много, ведь здесь тьма и правда казалась живой, однако так Тархельгасу становилось спокойнее.

Опустив факел в одно из колец на стене, он проверил котелок, висевший на треноге, который уже вовсю обжигали языки пламени.

Вода постепенно начинала закипать.

Забросив туда молотых угольных зерен, Тархельгас подошел к Таги и осмотрел лошадь. В котлах крепкая и выносливая кобыла являлась залогом выживаемости, не хуже меча, и поэтому за ней необходимо следить соответственно.

Уделив Таги необходимое время еще перед сном, сейчас он лишь окинул ее беглым взглядом и, проведя рукой по спине, подошел к седельным сумкам, висящим на стене. Охотник достал свои скудные запасы, включавшие в основном вяленое мясо, ровно в тот самый момент, когда у него мелькнула мысль взяться за фляжку.

Тархельгас быстро подавил внезапное искушение. Он давно взял себе за правило, а у него их был не один десяток, не пить во время переходов, как бы сильно порой ни звучали голоса в голове. От алкоголя просто не было прока – с такой неумолимой жестокостью холод котлов отрезвлял сознание. К тому же сейчас у голосов появилась иная цель, поэтому в пути по вырубкам крепко выдержанный спирт носил скорее практический характер. Как следствие, применялся для ран и разогрева, если он вдруг не успевал добраться до пристанища или поселения.

Подпрыгнувшая крышка черного, как сама ночь, котелка тихим звоном заполнила всю комнату. Спустя какое-то мгновенье одиночный удар повторился, словно поторапливая Тархельгаса. Тот снял чайник, наполнив измятую металлическую кружку черной, не отличимой от копоти жидкостью. Следом о себе дал знать специфически отвратный запах самого угольного отвара. Жидкий уголь – дрянь, какую еще поискать, зато пробуждала на раз, придавая бодрости на многие часы вперед.

Итак, закидав едва ли не бездумно все, что обычный человек не смог бы назвать завтраком, и залив сверху напитком бедняков, Тархельгас проверил свое оружие.

Очередная привычка, возведенная в ранг ритуала. Обязательная чистка, правка и по необходимости заточка, особенно после охоты по предписанию. И если одноручный топор, как и щит, был сравнительно неприхотлив, то меч требовал особого ухода, в особенности на морозе, где теплая кровь не просто портила сам клинок, но и в некоторых случаях мешала высвободить его из ножен.

Это не заняло много времени, и вот, собрав все свои скромные пожитки, закинув тщательно уложенные седельные сумки на Таги и дважды проверив надежность затянутых ремней, он отворил мощные ставни, впустив в пристанище морозный ветер Изрытого котла.

Снега не было. Вопреки расхожему мнению столицы, вкупе со всеми поселениями ниже Рубежной, в котлах снег не шел постоянно. Во всяком случае не последние два десятка кровавых пар. Иногда, чаще всего именно ночью, выдавались часы, когда тот забывал о своем нескончаемом падении, и на небе, отливая белизной человеческой кости, висел лишь одинокий лун, окруженный блеклым сиянием далеких звезд.

Так было и сейчас, когда Тархельгас за поводья вывел Таги на вырубки. Он даже позволил себе на какое-то мгновенье остановить свое внимание, созерцая зловещую, но в то же время странным образом успокаивающую тишину леса, освещенного полным луном. Его света было достаточно, чтобы отчетливо различить порой казавшуюся размытой границу черного леса и ночного неба.