Я вынуждаю себя проверить дом, который проклинаю всеми фибрами души, дополнительно посетить кладбище с могилой брата, последнее время бываю там не так часто. Тошно от понимания и себя, что с ним в могилу уложилась вся семья. Мне вернётся за каждую мысль, когда виню его за смерть. Эйден не виноват, что жизнь скоротечна, а некоторые не в силах взять себя под контроль в самые тяжёлые времена. Они просто опускают руки и плывут по течению, куда бы оно ни занесло. Мои родители одни из таких. Они столкнулись с айсбергом под названием алкоголизм и наркомания, потопив наш и без того хрупкий плот.

Небесный оттенок, которым папа когда-то выкрасил стены, давно поблек, потерял вид. Краска местами отшелушилась, из-за чего дом выглядит ещё более невзрачным, отталкивающим. Один взгляд на него портит впечатление об улице в целом. В одном из окон разбито стекло. Конечно, камни играющих соседских детей никто не исключает, но почему-то страх подкатывает к горлу. Первая мысль далека от детских забав.

Не приходится отпирать замок. Я толкаю дверь, и она поддаётся.

Внутренняя разруха и хаос порождают желание сбежать и никогда не возвращаться. На обеденном столе стёкла разбитых бокалов, их основания валяются у холодильника. Остаётся впечатление, что кто-то резвился, вполне возможно, хотел найти что-то ценное, но напрасно, в доме нет ничего.

Я замираю, как только до ушей доносится скрип досок на втором этаже. Холодок пробегает по спине, колени дрожат и уже хочу сделать шаг назад, но шум на верхней ступеньке заставляет голову резко повернуться и наткнуться на мужской силуэт.

– Я уже думал, что мы не увидимся, Камилла.

Приходится прищуриться, чтобы рассмотреть. И мужчина предоставляет такую возможность.

Он делает несколько шагов вниз, от чего сердце перебирается в горло и начинает тарабанить о стенки. Его хитрые тёмные глаза с интересом изучают меня с ног до головы, а моё первое впечатление голосит, что такую внешность имеют бизнесмены, но не бандиты.

Идеально чистая белая рубашка контрастирует на тёмной коже, тёмно-синие брюки отглажены, к ним не придраться. Пугает, что он одет с иголочки в столь грязном месте. Широта его плеч и массивные ладони способны свернуть мою шею лишь одним прикосновением. Мне не сбежать, да и какой прок? Такие люди найдут даже на краю света, если должна хотя бы цент. А я, безусловно, должна. Не за себя. За родителей. На задних дворах соседей не наблюдаются полянки с веселящими растениями. Незаконные покупки можно совершить только в определённых местах.

С трудом выдавливаю что-то наподобие «здравствуйте», оставаясь неуверенной, что была услышана.

– Тебе нечего бояться, – спокойно произносит он, но слова жалят. – При условии, если есть, что отдать.

– О-отдать? – я заикаюсь, но чудо, что язык не парализовало, а сознание не простилось с белым светом.

На его губах возникает обмачивая улыбка.

– Родители не упоминали про долг?

Я отшатываюсь, когда он останавливается напротив.

Мужской парфюм врезается в рецепторы, и страх усиливается, напоминая животный ужас. Уверена, то же самое ощущают овечки, попадая в лапы хищника. Они забиваются в угол, как я прижимаюсь к стене. Пытаюсь взять под контроль эмоции, но их так много, они такие сильные, отчего критически не хватает воздуха. Я могу задохнуться, но нахожу силы и спрашиваю:

– Как вы могли продавать людям, которые не в своём уме?!

– Для меня не имеет значение, в каком они состоянии. Прежде всего это покупатель, с которого получаю прибыль. Нет денег – есть другой выход. Я – предприниматель, Камилла, у меня всегда несколько предложений.