Я знаю, что даю тебе мало путеводных ниточек, Дэн. Но помни вот что: куда бы ты ни ступил, там появляется тропа.


«Тропа появляется? – фыркнул я. – Да ты что, Сократ! Мне нужно что-то еще!» Но, будь у него что-то еще, он бы вспомнил и поделился со мной.

Время, которое мы провели вместе, предстало передо мной в новом свете. Иногда – очень редко – Сократ казался рассеянным. Думал ли он в те моменты о тетради, о словах, которые не мог вспомнить?

«Итак, что я имею сейчас?» – подумал я. Мне вдруг вспомнился случай из собственной жизни, мысль за секунду до того, как мой мотоцикл врезался в бампер «кадиллака», развернувшегося передо мной. Мне раздробило ногу, потом я кувырком полетел на асфальт. Ту мысль я помнил до сих пор: «Этого не может быть». Вот и теперь у меня было то же самое ощущение. Все это не имело смысла. Сократ понятия не имел, где он спрятал тетрадь. Но он отправил меня на ее поиски. Я дочитал письмо:

Те мои записи могут тебе пригодиться. А может быть, они окажутся лишь бредом подстегиваемого лихорадкой воображения. Путешествие – само по себе награда, Дэн. Но это сокровище, возможно, достойно поисков. Пусть твой внутренний свет освещает тебе путь.

Хороших тебе путешествий,

Сократ

Сложив письмо, я засунул его обратно в конверт. Я думал о том, как в последний раз видел Сократа наяву. Он сидел на больничной койке в Беркли. После недавней схватки со смертью он, несмотря на бледность, выглядел неплохо. Наверное, он написал это письмо в последующие недели или месяцы и отправил на Гавайи, чтобы Мама Чиа хранила его.

Я посмотрел в окно. Под лучами солнца листья превращались в изумруды, но на душе у меня было мрачно от множества вопросов. Почему Сократ дал мне это задание? Это инициация или проверка? Или он на свой лад передает мне эстафету? Или он просто слишком стар, чтобы самому отправиться на поиски? Когда мы познакомились, он утверждал, что ему девяносто шесть лет. С тех пор прошло восемь лет, но я все еще чувствовал, что он рядом, и видел, как он вытирает тряпкой запачканные машинным маслом руки, как нарезает овощи для супа или салата, которые мы ели поздно ночью на той старой автозаправке.

В письме он говорил про Альбукерке, школу и больницу неподалеку. Но пустыня Мохаве простиралась по территории Южной Калифорнии, Аризоны и Невады. «Обыскать всего каких-то несколько тысяч квадратных миль, – саркастически пробормотал я, словно Сократ мог меня услышать. – Просто прилететь в Альбукерке, пройти твоим путем на запад в пустыню Мохаве и начать копать».

«Или, – подумал я, – можно придерживаться моего плана и лететь в Японию».

У меня был билет. Я уже практически направлялся в Японию, а от юго-западных пустынь меня отделяли три тысячи миль[4], и они были в противоположном направлении.

Я понимал, что не могу проверять каждую маленькую больницу в Нью-Мексико и запрашивать картотеки, много десятков лет пылившиеся в архивах. Выполнить просьбу Сократа было не просто сложно (сложное я делал раньше), а невозможно! Я поймал себя на том, что меряю шагами комнату, снова разговаривая с пустотой: «Сократ, извини, но не в этот раз! Я не собираюсь несколько месяцев разыгрывать из себя Дон Кихота в пустыне, заглядывая под каждый камешек на Юго-Западе. Я не могу этого делать. И не буду!»

И все же я не мог забыть его слов о том, что без этой тетради приеду в Японию с пустыми руками, «прося озарения, как подаяния». И я никогда раньше не отказывал Соку. Мне вспомнилась любимая трилогия «Властелин колец», в которой маленькому Фродо вопреки здравому смыслу удалось преодолеть все трудности. «Но это выдумка, – напомнил я себе. – А здесь – реальная жизнь!»