Через несколько минут я подумал, что легко могу забыть об открытке, засунутой в тетрадь. Тогда я расстегнул рюкзак и попытался вытащить ее из стопок аккуратно сложенной одежды, но она плотно застряла. Я раздраженно дернул сильнее. Наверное, тетрадь зацепилась за подкладку – я услышал и почувствовал, как рвется ткань. Сунув руку внутрь, я нащупал небольшую выпуклость там, где подкладка отошла от основы. Там оказался толстый конверт. Мама Чиа написала на нем несколько слов: «Дэн, Сократ попросил меня передать тебе это письмо, когда я сочту тебя готовым».

«К чему готовым?» – подумал я, вспоминая серебристые волосы, открытую улыбку и большое задрапированное в цветастое муу-муу тело моей гавайской наставницы. Заинтригованный этими словами, я открыл письмо и начал читать письмо Сократа:

Дэн, от молодости нет иных лекарств, кроме времени и перспективы. Когда мы впервые встретились, мои слова пролетали мимо тебя, словно подхваченные ветром листья. Ты хотел слушать, но еще не готов был услышать. Я знал, что тебя ожидает разочарование, которое будет еще более тяжелым из-за твоей уверенности, что ты умнее ровесников.

Если Чиа дала тебе это письмо, ты, возможно, смотришь на Восток в поисках ответов. Но если ты отправишься туда, словно нищий, прося озарения, как подаяния, тебе перепадут лишь крохи. Отправляйся только тогда, когда сможешь добавить нечто полезное в скрижали мудрости. Это не просто красивые слова. Для начала тебе нужно найти книгу, которую я несколько десятков лет назад потерял в пустыне.

«Один из розыгрышей Сока, – подумал я, вспоминая его невозмутимое лицо и огонек в глазах. – Он хочет, чтобы я вместо поездки в Японию отправился искать книгу в пустыне? В какой пустыне?»

Вздох замер у меня в груди, когда я продолжил читать:

Мне кажется, что записи в этом дневнике могут стать мостом от смерти к перерождению и даже путем к вечной жизни. Тебе понадобятся эти озарения, прежде чем все закончится. Я ни в чем не уверен наверняка, ведь и содержание, и местонахождение этих драгоценных записей стерлись из моей памяти.

Их происхождение связано с моей судьбой. Я родился в России почти сотню лет назад и окончил кадетское училище. Позже путь воина привел меня на Памир, где я встретил нескольких наставников: дзэнского роси, суфия, даоса, каббалиста и христианскую монахиню. Они обучали меня эзотерическим искусствам, но потребовались долгие годы, прежде чем я полностью усвоил все, чему научился.

В конце Первой мировой войны, когда мне было за сорок, я иммигрировал в Соединенные Штаты. Я ходил в вечернюю школу и посвятил всего себя тому, чтобы научиться читать, писать и говорить по-английски так же хорошо, как американцы. Позже я нашел работу на стройке, затем в авторемонтной мастерской – у меня были к этому способности. Я переехал в Оклахому, где моя дочь преподавала в школе. Прожив там десять лет, я вернулся в Нью-Йорк.

Однажды поздним вечером я гулял в тех местах, которые называются теперь Гринвич-Виллидж. Мне тогда было семьдесят пять лет. Я остановился у входа в хорошо знакомую мне букинистическую лавку, и вдруг порыв ветра загнал меня внутрь. О моем прибытии, как всегда, сообщил колокольчик, а потом звон стих, будто на колокольчик накинули одеяло. Тысячи старых книг наполняли воздух затхлостью. Пробираясь по узким проходам, я открывал некоторые книги, и их обложки потрескивали, словно скрученные артритом суставы. Обычно я не запоминаю таких подробностей и не описываю их, но этот вечер врезался мне в память из-за того, что произошло потом.