Рисуя такой характер героинь 20-х годов, поэт, скорее всего, думал не только о них, далеких декабристках, но и о своих современницах, участницах общественного движения 1870-х гг., и в этом причина огромного успеха и популярности поэм «Русские женщины».
В последние тринадцать лет своей жизни Некрасов работал над поэмой «Кому на Руси жить хорошо». В основе ее извечно мучивший его вопрос о счастье народном; он тревожил поэта и до освобождения крестьян, не отступал и после:
Он рассказывал журналисту П. Безобразову: «Я задумал изложить в связном рассказе все, что я знаю о народе, все, что мне привелось услыхать из уст его, и я затеял «Кому на Руси жить хорошо».
Это будет эпопея современной крестьянской жизни». Поэма стала завершением его поэтического и духовного опыта, размышлений о характере и судьбах народа. Простые мужики, знакомые поэту всю жизнь, должны были появиться на страницах его поэмы и рассказать о себе. Некрасов хотел провести перед читателем на фоне пореформенной России сегодняшних «свободных» крестьян с их нуждами, проблемами и заботами, разноликую и многоголосую современную народную толпу. Одному из знакомых он сказал: «Передо мною никогда не изображенными стояли миллионы живых существ! Они просили любящего взгляда».
Пролог к поэме был напечатан в первом номере обновленного «Современника» в январе 1866 г., первая часть (вместе с повторенным прологом) – в первых номерах некрасовских «Отечественных записок» в январе-феврале 1869-го, вторая часть «Последыш» в январе 1873-го, а третья – «Крестьянка» в феврале 1874 г.; четвертая глава «Пир на весь мир», которой суждено было стать завершающей поэму, была написана за год до смерти, в 1876 г.
В 1873 г. после публикации «Русских женщин» и второй части «Кому на Руси жить хорошо» Некрасов как будто обрел второе дыхание, оставаясь поэтом живым, не теряющим связь с публикой и с современными жизненными запросами. Он производил впечатление заслуженно счастливого человека. Я.П. Полонский с ощутимой завистью писал в сентябре Тургеневу: «Изо всех двуногих существ, мною встреченных на земле, положительно я никого не знаю счастливее Некрасова. Всё ему далось – и слава, и деньги, и любовь, и труд, и свобода…»
Такое впечатление производил поэт на общий поверхностный взгляд, да и сам он, по скрытности и сдержанности своего характера, предпочитал, чтоб его видели именно таким. Люди внимательные и сочувствующие замечали и другое. Так, А.Ф. Кони, который встречался с Некрасовым в начале 70-х гг., отметил в воспоминаниях поразившую его черту: «Некрасов приезжал к Ераковым в карете или коляске в дорогой шубе, и подчас широко, как бы не считая, тратил деньги, но в его глазах, на его нездорового цвета лице, во всей его повадке виднелось не временное, преходящее утомление, а застарелая жизненная усталость».
Да и трудно предположить, чтоб потрясения и грандиозная работа предыдущих лет никак не отразились на его здоровье, не наложили свой отпечаток на его облик. А жизнь журнала требовала усилий каждодневных. Салтыков, который преклонялся перед Некрасовым в его борьбе за сохранение журнала, писал: «Хлопоты с цензурой унизительные, и, право, я удивляюсь Некрасову, как он выдерживает это. Как хотите, а это заслуга, ибо он материально обеспечен… Боюсь, что он устал, что-то начинает поговаривать об отставке. А без него мы все – мат» (15 апреля 1876 г.).