– Пъедставъя-а-а-ю! – оживился Ууи.

– Не представляешь! – замотал головой Уш. – Три ягицы дерутся из-за одного прррынца – такое представить невозможно! Такое нужно видеть! Именно о таком зрелище говорят, что подобное лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать… И я это видел! – лопаясь от гордости чванливо заявил он.

– И, естественно, на гром гремит, земля дрожит, дворец шатается, мебель ломается примчалась Яга Пантелеевна собственной персоной?! – язвительно предположила я.

– Ну ты прям как сама там была! – умилился моей прозорливости Уш.

– Почти, но не совсем… – обиженно пробурчала я. – Просто у меня тут в письме действующие лица и результат по итогу – с вашей версией совпадает, а вот развитие событий и, особенно, участие в них принца отличается кардинально!

– Не мозет быть… – не поверил Ууи.

– Поверь мне… – огрызнулась я.

– Ситай! Хосу знать! – мужественно вздохнул, чуть не плача Ууи.

– А оно тебе надо, все знать? – уничижительно, как будто бы разговаривал с несмышленышем, поинтересовался Уш.

– Нет уж, – вступилась я за Ууи. – Как ты там говоришь: «нужно знать с кем имеешь дело!» – пригвоздила я мышонка. – Вот и он просто хочет знать, с кем имеет дело… 

– Ну я не то, чтобы прямо так сказал… – Уш снова начал ковырять крылом землю в горшке все той же невезучей белой фиалки, по-прежнему стоявшей на окне рядом с ним.

– Кыш-ш-ш-ш-ш! Кыш-ш-ш-ш-ш! Кыш-ш-ш-ш-ш! – не выдержали фиалки и, выгнув стебли, зашипели как самые настоящие кобры.

– У меня, между прочим, душевные страдания[1]! – нервно огрызнулся мышонок, оскорбленный и до глубины души потрясенный подобной неадекватно-агрессивной реакцией, как оказалось, только с виду нежной и безобидной растительности на его совершенно невинное поведение. Однако, крыло все же, на всякий случай, убрал. После чего, явно, воодушевленный знанием того, что оба его крыла теперь при нем, а значит, получается, что больше ничем жизненно-необходимым он не рискует, продолжил нравоучительным тоном: – И, кстати, вам по должности положено меня от этих страданий излечивать! – нравоучительно заметил он цветам. – Или вы думаете, зачем вас Диана тут развела? Стыдно, господа цветы! Очень стыдно вам должно быть за такое поведение! – укоризненно качал он головой, как старый дед, поучающий нерадивую молодежь.

В ответ фиалки гордо вытянули свои стебли, задрав вверх свои бутоны, тем самым приняв независимо-надменно-изумленный вид. Они как будто бы спрашивали:

«А за что стыдно то?»

После чего клацнули лепестками и просяще уставились на меня своими пестиками и тычинками, мол, убери его от нас, а то покусаем! И плевать мы хотели на то, что выглядим настолько белыми и пушистыми, что всем кажется, что мы и мошку обидеть бы не смогли!

Сложила письмо, положила в карман, взяла в руки горшок с многострадальными цветами и переставила их от мышонка подальше. Фиалки, как только поняли, что в безопасности, сразу же стали листьями закапывать траншеи, оставленные крылом Уша. Заметив эти маневры, мышонок недовольно шмыгнул носом: – Красиво же было! Я узорами ковырял! Самозванцы вы, а не лекари от душевных страданий!

– Ситай! Ситай! Ситай! – затребовал Ууи.

– Нашел! Я нашел! – ввалился в мою деревенскую кухню Жюльен.

– Чтобы ты там не нашел, должна сказать, очень некстати нашел! – укоризненно приветствовала его Ыш, поправляя очки.

– Что-о-о-о-о? – оторопел от такого приветствия маркиз де Дюпри.

– Сто-сто! Не во-вйемя ты сто там насол! – злобно объяснил Ууи. – Диана! Ситай!

– Я невесту мою нашел! – не внял предупреждениям и упрекам счастливый и воодушевленный маркиз. – Иносенту!