– Что? – непонимающе переспросила.
– Я Марфа, старшая нашего озера.
– Я не в озеро упала, а в реку, – настойчиво заявила, сбрасывая ее руку с плеч.
– Почудилось тебе, сестрица, – ответил кто-то из толпы.
Запустив руки в волосы, направилась на сушу, хотела встряхнуть кистями, чтобы сбросить напряжение, сковавшее тело, но запуталась ногтями в волосах.
– Хорошо. Скажите, откуда позвонить можно? – поинтересовалась.
– Что сделать?
– Что за причудливое слово ты повторяешь?
Недоверчиво на них посмотрела.
– Вы что не знаете, что такое «телефон»? – удивилась. Секта сектой, конечно, но хотя бы знать, что такое «телефон» они должны.
– Никогда не слыхивала.
– А в какой стороне ближайший населенный пункт?
И снова непонимание в глазах. На меня смотрели как на сумасшедшую.
– Город, деревня, поселок, село…
– Ты к людям собралась, что ль? – удивилась Марфа. С радостью кивнула. – Нельзя тебе к людям – отхлещут полынью по бокам так, что потом в себя еще не скоро придешь, – попыталась она, похоже, меня напугать.
– Полынью? Это трава что ли? – поразилась я угрозе.
– Горькая.
– Больно очень!
– Все тело потом как в огне! – заверили меня с разных сторон.
Они трещали не хуже чаек на берегу. И, кажется, пытались меня напугать, но у них это не получалось. То ли потому, что мне и без того было до чертиков страшно, то ли потому, что полынь, чеснок и крапива звучали не страшно. Я смотрела на них и не понимала: это я схожу с ума или это они не в себе. На вид ненормальными были они, но и я теперь тоже была одета в деревенскую рубаху, а волосы мои были грязными.
– Ой, девоньки, ой миленькие, – послышалось из-за кустов, и я снова попятилась, пытаясь спрятаться за спинами девушек.
Ветки зашевелились, и я ждала, что из-за них появится человек, который охал и ахал, но в итоге увидела, как от куста отделились сучья и заковыляли в сторону притихших русалок. У переплетения веток появились глаза, а также борода из паутины, уши из листьев и морщины из коры.
Пятясь от невиданного чуда, я оступилась, поскользнулась на мелководье, откуда не успела еще выйти, и с громким всплеском упала обратно в воду.
– Ох, что же ты так неаккуратно, красавица, – снова запричитал дедок-кустик и поковылял в мою сторону, видимо, чтобы помочь подняться.
Мгновенно вскочила на ноги и выбежала из воды на берег, спрятавшись за одной из девушек и во все глаза разглядывая куст с человеческими чертами.
– Ой, что такое? – напугался он моего резкого бегства, вздрогнув, как человек.
– Не серчай, дедушка. Малая это наша. Утопла только, не в себе еще. Парень деревенский ее из воды вытащил, не дав до конца обратиться, да еще и рубаху ее русалью украл, – выступила вперед Марфа, защищая меня и переводя на себя внимание кустика.
– Ой, что твориться, что твориться! – всплеснул в ужасе дедушка-кустик веточками. – Эти люди совсем с ума посходили! Страх потеряли! Проклятые!
Девушки поддержали его такими же осуждающими перешептываниями. Я же не слушала, я продолжала отступать к лесу, но пока не рисковала повернуться к нелюдям спиной.
– Да что про людей говорить, когда зверье хозяина леса не признает, нос воротит? – продолжал жаловаться дедок, а русалки, услышав его заявление, снова притихли. – Только волчару огромного видал. Бежал, будто гонит его кто. Напугал меня, старого… Бежит он, значит, в ногах путается да глаза дурные широко раскрыл. Я за ним следом кинулся, думал, может, случилось что, помощь нужна… Добежал он, значит, до окраины леса, а затем обратно вглубь кинулся, окаянный. И под одной из сосен давай яму рыть и спрятал там чего-то… Окликнул я его, а он вместо того, чтобы поклониться хозяину леса, как полагается, оскалился…