Финистов, поколебавшись, шагнул к Марии. Сергей дернулся, но остался у двери: певец остановил его царственным взмахом руки. Василиса затаила дыхание. Казалось, ей вот-вот откроется что-то важное, какая-то все время ускользающая истина. Обрывки снов закружились в голове, перед глазами запрыгали цветные пятна, и она сняла очки. Рука, сжимающая дужки, задрожала. Без очков картинка стала более размытой, но Василисе и не хотелось видеть этот мир четко. Ее взгляд искал что-то иное…

Больше сердцем, чем душой, она увидела, как Финистов опустился перед стулом на колено и запрокинул голову. Он завороженно, потрясенно разглядывал плачущую Марию, а затем осторожно указательным пальцем стер слезинки с ее щек. И тут случилась четвертая, последняя странность: стекло перед Василисой треснуло и осыпалось. Парочка, выглядевшая влюбленной, одновременно обернулась. Затуманенный взгляд Финистова стал проясняться.

– Нет-нет-нет, – в отчаянии прошептала Мария и потянулась к нему. – Проснись. Прошу, увидь меня!

Можно сказать, что пришло время пятой странности, но, если смотреть трезво, то была не странность, а закономерный итог. По комнате разнесся полный боли мужской крик. Финистов сложился пополам, правой рукой прикрывая глаз. Меж пальцев его сочилась кровь.

Сергей молниеносно оказался рядом с Марией и, ухватив ее за запястье, хорошенько тряхнул. Василиса торопливо водрузила очки на нос и с накатывающей тошнотой отметила, что на пол приземлилось что-то очень тонкое, металлическое. Наплевав на технику безопасности, она перешагнула остатки зеркальной перегородки и нагнулась к упавшему предмету. При ближайшем рассмотрении это оказалась обычная игла… наполовину окровавленная.

В памяти пронесся носовой платок с вышитым человеческим глазом и слова Марии о дарах трех сестер, которые должны пригодиться.

Так вот, значит, что имелось в виду…

Финистов орал от боли. Неудивительно, ведь ему в глаз вогнали иглу. Василиса на миг забыла о ней, когда на плечо опустилась рука Марии.

– Прошу, проснись! – снова крикнула она, теперь уже ей, Василисе. – Куда ночь, туда и сон! Куда ночь…

Сергей скрутил пациентку. В комнату влетели люди. Кто-то увел Финистова, кто-то посадил Василису на стул и сунул ей в руки стакан. От воды шел устойчивый запах сердечных капель.

– Твою мать! – выругался главврач и посмотрел на нее с отчаянием. – Ну и что теперь делать?

– Пожалуйста, нет! – надрывалась из коридора Мария. – Поцелуй любви не помог, сон слишком крепок. Мне пришлось… Ему надо прозреть!

И вдруг крик ее оборвался. Видимо, из-за лошадиной дозы транквилизаторов. Василиса со своего места видела, как Мария обмякла в руках подоспевших на помощь медбратьев.

– Да знаю я, что делать, – зло выплюнула Василиса. – И вы тоже знаете.

Она не швырнула стакан об стену, хотя очень хотелось. Вместо этого решительно вернулась в кабинет, рывком выдвинула ящик с документами, достала из него папку с личным делом Марии и быстро вписала резюме:

«Шизофрения, острая стадия. Опасна для себя и окружающих. Требует изоляции».

Печать клиники врезалась в белый лист с легким хлопком, будто выстрел того самого ружья, повешенного на сцене в самом начале.

Все было на поверхности. Почему она, Василиса, так долго колебалась? Идиотка, настоящая идиотка! Позволила ввести себя в заблуждение, не раскусила пациентку сразу.

Боже, как глупо! И как же жаль Финистова!

Лучи заходящего солнца медленно окрашивали кабинет в алые тона. И Василисе после сегодняшнего дня казалось, что стены заливает чужой горячей кровью. Той, что осталась на ее руках.