– Груша, почто ты голову клонишь долу? – с издевкой спросил невзрачный мирт. – Куда девалась твоя былая гордость?
– Кончились твои денечки, груша, – не унимался ехидный лавр. – Теперь своей листвой не будешь нам застить свет.
Превозмогая боль и собрав последние силы, смертельно раненая груша промолвила в ответ:
– Чую: пришел мой конец. Но напрасно злорадствуете вы оба. Да и где вам, неучам, знать, что сейчас меня отнесут в мастерскую резчику по дереву, где искусный мастер изваяет из моего прочного ствола статую.
Груша не ошиблась, и статуя удалась на славу. Люди не переставали восхищаться ее красотой, воздавая ей почести и украшая статую лавровыми венками и гирляндами из мирта.
Уж таков удел лавра и мирта – жить вечно с обломанными ветвями, дабы славить творение рук человека.
Инжир и вяз
Инжир гордо покачивал ветвями, сплошь усыпанными еще не созревшими ягодами.
Подняв глаза, он с удивлением обнаружил, что рядом выросло дерево с густой кроной, на ветках которого, кроме листьев, ничего не было.
– Кто дал тебе право закрывать солнце и мешать моим плодам набираться сил? – грозно спросил инжир у незнакомца. – Ты кто такой? Отвечай!
– Я вяз, – робко ответил сосед.
– Ах ты, бедный братец вяз, в листьях по уши увяз! – передразнил его инжир. – А где же твои плоды? Постыдился бы без толку тут расти и мешать другим. Вот погоди! Скоро мои ягоды созреют, попадают на сырую землю и прорастут. Тогда мы тебя разом со свету сживем.
И действительно, плоды инжира удались на славу – все как на подбор. На них обратили внимание проходившие мимо солдаты, которые с жадностью набросились на дерево, посрывали все ягоды и обломали ветки.
Сердобольный вяз с сочувствием посмотрел на присмиревшего соседа.
– Бедный инжир! Напрасно ты прочил мне погибель, не ведая, что тебя самого ждет печальная участь. Мне тебя вдвойне жаль, ибо пострадал ты из-за собственных плодов.
Инжир еще долго не мог прийти в себя, залечивая раны, а добрый вяз продолжал разрастаться, никому не завидуя и не желая худого.
Вьюн и ящерица
Пышно разросшийся вьюн поднял ввысь свою нежно-изумрудную листву, сверкающую на солнце. Любуясь собственной красотой, он так возгордился, что с трудом переносил соседство других растений. Особенно досаждал ему своей невозмутимостью старый, высохший ствол, стоящий рядом.
– Послушай-ка, старина! – обратился к нему однажды вьюн. – Ну что ты торчишь у меня под ногами? Пора бы и честь знать. Сгинь с моих глаз долой!
Старый ствол сделал вид, будто не расслышал слов грубияна, и промолчал. Тогда неугомонный вьюн обратился к терновнику, чьи густые заросли стояли вокруг сплошной стеной.
– Эй ты, как тебя, терновник! Житья, братец, не стало от твоих скверных колючек, в глазах рябит. Неужели у тебя догадушки нет, что своими ветвями застишь мне свет? Поверни их в сторону!
Занятый своим делом терновник не счел нужным отвечать на такие слова, пропустив их мимо ушей.
Гревшаяся на солнцепеке старая ящерица не выдержала и сказала с укоризной:
– До чего же ты глуп, вьюн‐хвастун, как погляжу я на тебя! Ведь благодаря старому стволу ты растешь прямо и тянешься вверх, цепляясь за него. Неужели тебе невдомек, что, кабы не колючие заросли терновника, тебя, замухрышку, давно затоптали бы непрошенные гости?
Возмущенный вьюн хотел было возразить, но ящерица не дала ему рта раскрыть.
– Глаза бы мои на тебя не глядели! Чем пыжится да вверх тянуться, лучше бы у соседей набирался ума-разума.
Паук и виноград
Наблюдая несколько дней кряду за полетом мошкары, паук заметил, что чаще всего она тучами вьется над виноградником.