Когда они вернулись в дом, Кейден сел на табуретку у стола и прислонился спиной к стене. Чувствовал он себя сейчас намного бодрее, особенно после второй порции ее горького зелья, которое, похоже, и мертвого поднимет.

– Что еще за Тим? – спросил он, принимая из ее рук хлеб и кружку, в которой оказалось кислое молоко.

– Мой друг. – Юна смотрела на него очень серьезно. – Мы с ним вместе тебя сюда привезли.

Кейден поморщился: этот Тим, которого он и в глаза-то никогда не видел, заранее ему не нравился.

– А тебя как зовут? – спросила она.

Возможно, ему не стоило говорить…

– Кейден, – все-таки ответил он спустя несколько секунд колебаний.

– Ты, наверное, знатный дворянин?

– Лучше расскажи, как ты вытащила меня с того света, – потребовал он, чтобы сменить тему, и бросил на нее хмурый взгляд.

– Думаешь, это была я?

Она улыбнулась, и у Кейдена снова кольнуло в сердце. Да что же такое в ее улыбке?

– У меня даже шрамов не осталось, – хмыкнул он, откусывая кусок хлеба и запивая его молоком. – А я помню, куда кабан свои клыки всадил, и сколько раз. Либо это исцеление, либо неизвестное мне колдовство.

Он потыкал себя пальцем в живот, снова убеждаясь, что на коже – ни отметины. Юна подошла ближе, присела на корточки, протянула руку и аккуратно провела пальчиками по гладкой коже, а потом подняла глаза и простодушно посмотрела на него снизу вверх. Вот черт! Кейден тяжело сглотнул, затаил дыхание, но Юна уже отдернула руку и, слегка покраснев, встала и отступила на шаг.

– Исцеление, – кивнула она. – Я так рада, что всё зажило хорошо. Потому что… раны были такие… Просто ужасно… – Юна вздрогнула, тряхнула головой, словно желая прогнать жуткую картинку, стоящую перед глазами, и снова застенчиво улыбнулась: – А почему ты решил, что именно я…

Она стояла у окна; солнце освещало ее каштановые локоны, которые никак не желали держаться в скучном пучке на затылке. Кейдену казалось, что она вся светится.

– Несложно догадаться, – ответил он слегка севшим голосом, думая о том, что девчонка, слава тебе господи, очень наивна и не замечает, как влияет на него. – Значит, ты ведунья? Целительница?

Юна молчала, нервно покусывая нижнюю губу, и Кейдена опять заморозило – уставился на нее, как баран, не в силах оторвать взгляд от волнующего зрелища. В то же время реакция собственного тела пугала и злила его. Он эту девчонку всего час назад впервые увидел. Или это ее горькое пойло так на него действует?

– Тетушка научила меня, – наконец ответила Юна. – Только я, кроме как лечить, больше ничего не умею. А с такими серьезными ранами я столкнулась впервые. Удивительно, что я сделала всё как надо и ни разу не ошиблась. Ты, наверное, в рубашке родился.

Кейден вздохнул, встал, прошелся туда-сюда. Во всем теле по-прежнему ощущалась слабость, но хотя бы ноги уже не были как будто ватными.

– Что ж. Спасибо, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально. Умение выражать благодарность никогда не относилось к его достоинствам.

Она широко улыбнулась:

– Пожалуйста.

Он снова засмотрелся на ее улыбку. Кажется, это уже стало дурной привычкой. Кейден поспешно сменил тему:

– А где моя одежда?

– Сорочка и камзол совсем драные и… в крови, – ответила Юна. И слегка побледнела: должно быть, вспомнила, как выглядит окровавленная одежда.

– Принеси, – велел он.

– Зачем? – удивилась она. – Одежду постирать надо, но у меня не было времени, поэтому…

– А я так и буду полуголый ходить? – фыркнул Кейден. – Сказал, принеси.

Он сам не понимал, зачем грубит. Юна заметно расстроилась.