Эли и Лю́си с самого начала стали их считать. После девяти было десять. Потом одиннадцать, потом – сорок – сто – двести – триста – девятьсот. А после тысячи счёт сбился и потерялся. Подруги сначала этого не заметили, а когда потеряли счёт, уже было поздно. И тогда они сами немного потерялись, не могли понять – то ли глубоко они ушли под землю, то ли очень глубоко? Девчонки устали, всё чаще зависали на лестнице, включали фонарики и пытались хоть что-то новое в подземелье найти. Но лучики каждый раз показывали двадцать ступенек – десять сверху и десять снизу, и ничего больше, всё остальное пропадало в темноте. Она была очень тёмная, но потом…

– Знаешь, дар? – Лю́си давно молчала и теперь не узнала своего голоса, он стал глухим и каким-то хриплым. – А темнота наша вокруг стала другой, она немного светится. Да, по-моему, светится. Чуть-чуть.

Лю́си щёлкнула фонариком, выключила его, Эли тоже щёлкнула.

– Хмм! Кажется, ты права. Я тебя почти вижу. Странно, здесь никакого света не должно быть.

Лю́си дважды щёлкнула, включила и выключила.

– Не должно. Но я тебя тоже вижу. Свет откуда-то идёт, откуда-то снизу.

Девчонки очень внимательно посмотрели вниз, даже глаза прищурили, будто иголку искали, и увидели слабое сияние. И от этого им снова стало немного страшно, но ещё больше – любопытно. Лю́си чуть не сорвалась вниз, но не сорвалась, а попрыгала по лестнице к слабому сиянию. Она так спешила, что перескакивала через ступеньку-другую, забыв про все подземные опасности. Эли только успела крикнуть – поосторожнее! Но Лю́си этот крик как бы не услышала. И тогда Эли снова вздохнула и тоже стала быстро спускаться вниз. Конечно, не так быстро, как Лю́си.

А слабое сияние внизу становилось сильнее. Сильным оно так и не стало, потому что лестница вдруг закончилась. Да, так просто: тянулась, тянулась вниз и закончилась. И привела подружек в небольшую пещеру – она была круглая, а пол у неё был ровный. И теперь стало понятно, откуда шёл слабый свет: это сама пещера светилась – несильно и как бы сама по себе, будто её стены фосфором намазали. Но даже в слабом свете девчонки могли видеть друг друга без фонариков, им даже не надо было вглядываться, щуриться, глаза напрягать.

Впрочем, они об этом не думали. Лестница кончилась, но руки так привыкли хвататься за ступеньки, что и сейчас хотели снова за что-то схватиться. А ноги так привыкли нащупывать ступеньки снизу, что тоже хотели согнуться и нащупать ещё одну. Но лестница кончилась, больше не за что было хвататься, нечего было нащупывать. Эли пошевелила руками-ногами и решила немного постоять, привыкнуть к гладкому полу. А Лю́си стоять на стала: хотя ноги её плохо слушались, она пошла-заковыляла, пока не упёрлась в стенку пещеры. Потом подумала чуток, щёлкнула фонариком и дальше вдоль стенки пошла, светила лучиком во все стороны, искала что-то.

Так она прошла по небольшому кругу, а когда круг кончился и снова начался, стало ясно, что лестница, хоть и тянулась долго, но никуда толком не привела. Пол маленькой пещеры – он по кругу в стенки упирался. А потолок потихоньку сужался и уходил наверх вместе с лестницей. И никакого другого выхода, даже крошечного, даже мышиной норки нигде не было видно. Лю́си ещё раз пошла по кругу, всё рассмотрела, всё обшарила.

– Странно! – она сбросила рюкзак, привалила его к стене, и сама привалилась. – Странно. Не мог же этот великан сюда притопать и вот так (Лю́си щёлкнула пальцами) раствориться? Очень это странно.

Эли тоже сбросила рюкзак и ничего не ответила. Она всё стояла, с места не двигалась и думала. Да, думала. Только мысли её по кругу ходили, как Лю́си вдоль стены. А потом остановились и тоже сказали: «Странно!» Будто поняли, что дальше им некуда идти. Эли даже плечами дёрнула, не любила она, когда мысли в голове стоят. Не любила, и оттого сама решила пойти вперёд, наугад сделала маленький шаг. Потом ещё один. И почти наткнулась на стенку, ощупала её ладошкой. Стена была шершавая, но сухая, не противная. Ладошка двигалась по ней, чуть шурша, и вдруг – стенка разгладилась, все неровности под ладошкой пропали.