– Год назад я совершил ошибку. Ошибку, которая создала угрозу другим людям.

Слова вертятся вокруг преступления, но обходят ключевые детали: магазин, пистолет и украденные деньги.

– Я ступил на дурную дорожку, которая вела к другим, еще большим ошибкам. Ошибкам, которые нельзя, невозможно простить.

Да, я делал ошибки. Я шел по кривой дорожке. Живя у мамы, я сам стал как она. Слишком много думал о себе, воображал, что я близок к богу, хотя голова плыла в тумане. И вот что случается с теми, кто взлетает слишком высоко: они сгорают.

– После ареста я признался, что нарушил закон, и мне дали второй шанс.

Поднимаю голову, отыскиваю глазами Эксла, который стоит сзади, обнимая одной рукой Холидей. Сестра как будто сияет от гордости. Вообще-то, я не тот человек, которым стоит гордиться, но хочу им стать. Хочу быть братом, которого она заслуживает.

– Благодарю губернатора Монро за то, что выбрал меня для этой программы. Участвуя в ней, я узнал, как поверить в себя. Понял, кто я есть и кем был. Осознал, что способен на большее, чем мог себе представить.

Негромкие аплодисменты, и вперед выступает Синтия.

– Пожалуйста, несколько вопросов.

Рук поднимается не две, а больше, и Синтия указывает на какого-то мужчину. Он представляется репортером из Луисвилла.

– Вы можете рассказать, чему именно научились в походе? Что узнали о себе?

Я узнал, что могу быть один, хотя раньше терпеть не мог одиночества. Узнал, что голоса в голове, насмехавшиеся надо мной, когда я бывал нетрезв, не так плохи, как я думал. Что иногда к ним стоит прислушаться. Как в том случае, когда я помог Элль. Поступил достойно.

– Я научился выживать. Научился разводить костер, когда есть только прутики да кремень. Если кому-то понадобится огонь после апокалипсиса, обращайтесь ко мне.

Смех в зале. Бросаю взгляд на Синтию. Она одобрительно кивает. Остался один вопрос, и можно сваливать к чертям со сцены.

– Еще вопрос?

Снова взметаются руки, и, прежде чем Синтия успевает кивнуть, какой-то парень, стоящий рядом с камерой, кричит:

– В каком преступлении вас обвинили?

– Не отвечай, – шепчет Синтия и кивает его соседу.

– Пожалуйста, Чарльз, ваш вопрос.

– Это важно, – не унимается первый. – Откуда нам знать, может, его привлекли за переход улицы в неустановленном месте. Обещаниям губернатора хочется верить, и, может быть, программа действительно хороша, но кто докажет, что ее результаты не будут сфальсифицированы?

Я бросаю взгляд на Эксла и вижу, как напрягается его лицо. Мы оба чувствуем: вот она, волна цунами, уже грохочущая вдалеке, готовящаяся подняться и обрушиться на берег, чтобы уничтожить в том числе и меня.

– Что ты совершил? – снова кричит незнакомец.

Синтия поворачивается ко мне, и на ее лице вопрос. И что? Отвечу ли я и тем самым спасу губернаторскую программу?

Чистый лист. Второй шанс. Досье под замком. Какая чушь.

Это катастрофа. Как крушение поезда. Все смотрят, и надо что-то делать, но никто даже с места не трогается. Синтия хочет, чтобы он ответил на вопрос. Также ясно, что Дрикс отвечать не хочет. И я понимаю почему.

– Какая разница, что он сделал? – шепчу я с надеждой, что папа услышит, но между нами три человека.

Мама шикает на меня, а Шон, начальник папиного предвыборного штаба, посылает мне сердитый взгляд – заказным отправлением. Друг к другу мы питаем взаимное недоверие. Шон считает, что мне надлежит быть немой и хорошо выглядеть, но Дрикс помог мне, и молчать неправильно.

– Мам? – При звуке моего голоса у нее дергается голова. Говоря на сцене без напечатанного текста или телесуфлера, я совершаю нечто ужасное, равнозначное укусу новорожденного младенца. – Он не должен отвечать на этот вопрос.