Воины с мокрыми от слез и дождя лицами смотрели на него слегка отрешенными взглядами – глазами людей, которые уже знали, что умрут. Гостята подбежал к десятнику – старому воину с чернотой на месте левого глаза – и начал орать на него, что им нужно… Нет! Они должны помочь отряду Мстислава. Десятник спокойно проговорил:

– Я не могу, хазарин. Прости. Это приказ Мстислава. Но если ты способен ему помочь, я приоткрою ворота на минуту и выпущу вас. Спаси его, спаси нас.

Хазарин прокричал что-то своим. К нему подвели жеребца. Меньше минуты потребовалось на то, чтобы у ворот собрался весь отряд хазарских воинов. Кони под ними похрапывали и переступали с ноги на ногу, всем видом показывая, что, как только всадник ослабит повод, они сорвутся с места. Одноглазый отворил ворота, и хазары пустили скакунов галопом. С вершины крепости было видно, как они выстроились клином и, не сбавляя темп, понеслись на стену огня.

К этому времени Мстислав лежал на груди, с торчащими из спины стрелами. Взгляд его цеплялся за умирающих вокруг собратьев. Успокаивала мысль о том, что ни один варяг не продал свою жизнь дешево. Оголенные части тела от близкого пожара покрывались мгновенно лопающимися пузырями. По земле прошла дрожь, которая заставила сотника подняться на колени и достать два клинка: прямой и чуть изогнутый, степной. С трудом повернув лицо в сторону предполагаемого прихода конницы печенегов, Мстислав замер. Топот доносился из-за спины. Первая мысль – «Глупая смерть! Они обошли меня!» – сменилась изумлением.

Через его голову перепрыгнул конь; во всаднике сотник узнал хазарского тархана. Тот остановился, пропуская свой отряд вперед, и грустно улыбнулся сотнику:

– Для меня было честью познакомиться с тобой, рус. Но теперь и мое время настало. Я не до конца был честен с тобой…

Гостята вскинул руки в стороны, и языки пламени мгновенно потянулись к нему. Весь пожар устремился к хазарину, обнимая его. Тело Мстислава обожгло резким холодом ветра и дождя. Весь огонь сейчас был на тархане, будто он сам был из огня.

Гостята развернулся и огненной стрелой устремился во главу своего отряда, который безуспешно осыпали стрелами печенеги. Когда тархан поравнялся со своими воинами, они разом вспыхнули так ярко, что на мгновение варяг ослеп, а, проморгавшись, увидел огромного огненного пса с ястребиными крыльями, что мчался сквозь печенежскую орду, оставляя за собой лишь черный прах. Стрелы кочевников впивались в тело божества, превращаясь в угли практически мгновенно. Но каждая из них отнимала силы у зверя, и пламя постепенно угасало. Огромный крылатый пес остановился на холме. Из пасти его струилась кровь. Сейчас он больше напоминал странное животное из далеких южных земель, что похоже на ежа. Сотни обугленных стрел украшали бога-посланника. Радостное улюлюканье степняков, буквально мгновение назад отступавших, теперь приближалось. Пес повернул голову, посмотрел в сторону сотника. Затем, взмыв в небо, расправил огненные крылья, после чего ястребом обрушился на собравшихся противников.

На несколько мгновений Дикая степь озарилась белым светом, а затем раздался раскат грома такой силы, что уши воина не выдержали. Тонкая струйка крови потекла по мочкам, смешиваясь с дождевой водой. Ночь снова стала абсолютно тихой и темной. Вода и холод больше не тревожили сотника. Он последний раз глубоко вздохнул и упал, так и не выронив мечей.

***

Тощий старик, скованный цепями по рукам и ногам, казалось, спал, опустив голову на грудь. От трупа его отличали судорожные подергивания закрытых глаз. Внезапно тело его начало покрываться волдырями, кандалы краснели, а потом белели. От нечеловеческой боли старик издал истошный вопль, заставив троих стражников вбежать в спрятанную в пещерах темницу. Пленник будто горел изнутри. Закончилось все так же быстро, как и началось, оставив лишь запах жженой плоти и волос в подтверждение реальности происходящего.