Он одинок. И он изгой. Люди избегают его. Я думала сначала, дело в изъяне: он слеп. Для людей это важно. Говорят, слепота – проклятие Неба. Но оказалось, все из-за его происхождения. Его зовут Юна́н, и он единственный сын царя Саргона.

Немощный. Ненужный. Нелюби… Нет, это давно не так, ведь я люблю его всем своим существом, всем сердцем – если оно есть у духов! Он мое солнце, он сияет для меня куда ярче богов, даже великих, его речь слаще музыки, а его облик совершенен.

Я же для него безликий дух. Мое присутствие – порыв ветра и тепло солнечных лучей. Для него я не должна существовать, но он угадывает каждый раз, когда я влетаю в его каморку, – и улыбается. Лишь мне одной он улыбается.

Это неправильно. Так быть не должно. Дух не может любить человека. Мы живем со смертными бок о бок, но люди не видят и не слышат нас. А мы воспринимаем жизнь совсем иначе: не растем, не меняемся – лишь существуем. У нас нет детства, нет родителей, нет пары. И любви у нас тоже нет, как и судьбы. Обо всем этом я узнала от него. И от других смертных, когда присмотрелась. Духи не отсчитывают время и питаются благодатью, которой кормят нас боги – господа наши и повелители.

Ветер гонит по небу облака – это мы, духи. Идет дождь – тоже мы. Камни, волны и туман – все это мы. Как нам равняться со смертными хотя бы в числе? Даже здесь мы не сходимся.

Нет, дух не может полюбить человека. Мы и любить‐то не должны. Зачем дождю привязанность или ветру – забота? Это человеческое, это не для нас.

Духи равнодушны к людям. Мы всегда рядом, но так мало знаем о смертной жизни. Я поняла это пятнадцать лет назад по человеческому счету, когда впервые заинтересовалась, почему маленький смертный смотрит на меня, запрокинув голову, и не улыбается.

Я привыкла к их улыбкам. Вниманию, когда они показывают пальцами, радуются, называют меня благим знамением и удачей. Я зовусь на их языке радугой. Мне всегда казалось, что так и должно быть, что таков порядок. Суть. Порядок очень важен для духа – вечный круговорот жизни. Чернеют тучи, идет дождь, потом светит солнце – и появляюсь я, радуга. Это правильно. Как же иначе?

Я еще юный дух. Та радуга, что была до меня, наверняка многое повидала. Но я, взглянув на зареванную мордашку смертного, почувствовала, что мой мир ломается. Отчего этот человечек так горько плачет? Разве я не красива, разве не сияю волшебно на небосклоне? Ну же, улыбнись мне! Сделай так, как до́лжно.

Позже я спустилась к тому человеку. Радуга появляется на небе нечасто, поэтому… как говорят люди?.. свободного времени у меня в избытке. Тогда в осколках моего спокойного, размеренного мира проросли чувства. Еще бледные, не чета людским, они побуждали узнать, в чем дело. Человечность – это болезнь, теперь я это понимаю. Ты становишься мятежной, как они, слабой, как они. Твое сияние тускнеет, ты постепенно исчезаешь. Я боялась этого сперва, однако ничего не могла поделать.

Но вот странно: мой свет стал ярче, никогда еще радуга так не сверкала в небесах. Как будто немыслимая любовь сделала меня сильнее. Как это возможно? Мне все равно. Так есть – и это хорошо.

Любовь наполняет меня, а жалость раздирает сердце. Мне больно и сладостно смотреть на Юнана: он так одинок, а его дух-защитник – крыса ленивая! – не справляется. О, как я мечтаю занять место этого духа! Я бы оберегала Юнана ценой своей жизни… О Небо, я уже изъясняюсь, как люди. Одно мне понятно: Юнан смертный, век его короток, и я угасну вместе с ним. Появится другая радуга – я же потускнею и исчезну.