Конечно, я давно не молод, но годы подарили мне опыт, а не забрали силу. Я готов хоть сейчас вести армию в бой. Нам не страшны ни демоны пустыни, ни дети Черного Солнца, ни жрецы Земли Кедров. Вместе мы могущественны. Вместе – непобедимы. Любите меня, урукцы, большего я не прошу!

Все это ложь. За поясом у меня спрятан отравленный кинжал – безоружным я не бываю никогда. Особенно если выезжаю в город. Пусть чернь считает меня подобным богу, но и богами люди бывают недовольны. Я же, в отличие от небожителей, не бессмертен.

Никому нельзя сомневаться в моем могуществе. Никому не нужно знать, что я вижу дворцовые стены слишком четко – каждый завиток волос вырезанных в камне богов и героев. Но то, что творится под копытами собственного коня, в моих глазах расплывается. Стоит хоть кому‐нибудь проведать о моей слабости, и я погибну.

С любви начиналось мое царствование. Меня чествовал народ, превозносила армия. Меня полюбила сама великая богиня.

А кончается все ненавистью.

Как любопытно стелется полотно судьбы: некогда с той же страстью и по моему слову урукцы ненавидели прежнего царя, Лугальзаге́си, славного отца моего. Сыновей у него хватало как законных, так и рожденных от блудниц. Мне еще повезло – меня отдали на воспитание садовнику. Кто‐то так и не выбрался из рабства, кто‐то еще ребенком сгинул в гареме. А кого‐то убил я, когда сел на трон.

Царя же растерзала толпа. Интересно, что он почувствовал, когда понял, что венец достанется его ублюдку?

Мысль об этом до сих пор ласкает меня, как свежий ветер в жаркий полдень. Я все прекрасно помню: был вечер, нежный, как грудь блудницы, и такой же ароматный – смердел от пота и благовоний. Я стоял на ступенях храма Шамирам, смотрел, как беснуется на площади чернь, и думал, что счастливее не буду никогда.

Сейчас все грозит повториться – только убивать будут меня. Народ, видите ли, подыхает от голода. Хлеба им! И чистой воды. Царь, ты же говоришь с богами, так попроси их! Кого они послушают, как не тебя?

Глупцы. Боги слышат лишь себя и поступают, как угодно им, а не смертным.

Как же, оказывается, длинна дорога от храма к дворцу – никогда не замечал. Повсюду мрачные взгляды. Простолюдины лежат ниц, а все равно смотрят. И лежат не как раньше, а без почтения. Твари. Полу́чите вы свой хлеб – вечером, на празднике во славу Шамирам. Если я накормлю вас сейчас, меня ославят слабаком. Царскую милость нужно заслужить, я не могу раздаривать ее направо и налево. Стоит дать слабину, как это моментально станет известно соседям. Царь Черного Солнца мечтает отомстить, его армия давно у наших границ и перейдет их со дня на день. Минуло то время, когда я гонял этих лысых паршивцев по лугам до самой пустыни, точно псов с поджатыми хвостами. Сейчас я с трудом сижу в седле, а псы огрызаются. Малейший намек на слабость… Но черни плевать – лишь бы кормили.

Что ждать от простолюдинов!

Например, бунта. И я жду. С тех пор как Шамирам исчезла, жду каждый день. А вот вы – все вы – моей смерти не дождетесь. Я сгною вас в темницах, отправлю на плаху, а сам выживу. Я всегда выживаю.

Но как же тошно! В глазах плывет. Все из-за проклятого пира вчера: пока род Энва́за напился и сдох наконец, уже было за полночь. Сегодня от вина стучит в висках, а поясница ноет так, что хоть кричи. Но после полудня станет еще хуже: придет моя вечная спутница, верная любовница – головная боль.

К демонам все. Чествование Шамирам уже этой ночью. Терпеть осталось недолго. Поклонюсь статуе богини, расскажу, как мы ждем не дождемся ее возвращения из нижнего мира. Как я изнываю – тоскующий, несчастный возлюбленный. Ложь, снова ложь – цветущий сад, за которым я ухаживаю тщательнее, чем приемный отец – за царскими кустами в моем детстве.