И за твою надежду, и за то,
Что в сердце любящей тебя надежду сеешь.
Кольчугу создавали для спасенья,
Чтобы могучий воин мог помочь
Народу своему. Где же здесь место
Найдётся для проклятья? Спасена
Да будет жизнь твоя! Среди друзей,
Что беззаветно преданы тебе, живи,
Живи под крышей дома рода
Могучих Вольфингов, где боги поселили
Тебя, чтоб ты в любви прошёл свой путь.
И я ещё скажу тебе, любимый,
Что ты не рода Вольфингов, твоя
Кровь с Элькингами смешана, что в мире
Постранствовали вволю. Скрою лишь,
Какое божество меняло облик,
Чтобы зачать тебя под сенью леса.
Как Норны ткань твоей судьбы вплели
В судьбу прекрасных Вольфингов? Иль древо,
Что держится могучими корнями,
В один момент срубить дано врагу?
Да, друг мой, ты силён, ты очень мудр,
Но не один живёшь ты в доме рода,
Что Домом Вольфингов зовётся, и заботу
О них не взваливай лишь на себя, герой».

Тиодольф покраснел, но глаза его с жадностью смотрели на Солнце Леса. Она положила на землю кольчугу и шагнула к воину. Брови её нахмурились, лицо исказилось, и сама она, казалось, стала выше ростом. Подняв сияющую правую руку, она громко произнесла:

«Ты, Тиодольф Могучий! Если ты
Собрался бросить сеть и род опутать
В своей беде, то я сама тебя
Убью, бесстрашный в битвах воин!
Ведь дорог мне род Вольфингов, и я
Уж лучше с горем со своим останусь,
Но сберегу сынов лесного Волка!»

С этими словами женщина бросилась вперёд, обвив Тиодольфа руками. Она прижала его к своей груди и стала покрывать поцелуями его лицо, и он ответил ей тем же. Никто не видел их, и только открытое небо служило крышей над их головами.

Теперь её прикосновения и тихий звук голоса изменились. Она шептала ему на ухо только слова любви, заставляя его забыть жизнь, полную свершений и сомнений, и создавая для него новый мир, в котором пред ним представали прекрасные картины счастливых дней, уже виденные им когда-то, когда он встал с поля мёртвых.

Тиодольф и Солнце Леса сидели рядом на сером валуне, держась за руки. Её голова лежала у него на плече, и они казались молодыми, никому не известными влюблёнными, живущими в мирные дни.

Так они и сидели. Нога Солнца Леса коснулась холодной рукояти меча, который Тиодольф оставил рядом с собой на траве. Женщина нагнулась, подняла его и положила на колени себе и воину. Она смотрела на Плуг Толпы, спокойно лежавший в ножнах, и улыбалась. Солнце Леса видела, что шнурок мира не обмотан вокруг его рукояти. Она достала меч и подняла его, бледный, устрашающе сияющий в предрассветных сумерках, когда все вещи вновь обретают свои цвета, ведь пока Тиодольф и Солнце Леса разговаривали, прошла ночь, и побледневшая луна уже опустилась совсем низко.

Солнце Леса наклонилась, прижавшись щекой к щеке Тиодольфа. Он же взял меч из её рук, вновь положил его на колени, накрыв правой ладонью, и произнёс:

«На этом голубом клинке клянусь
В лучах рассветных, что, во-первых, в битве
Грядущей я надену этот дар,
Спасенье воина, чудесную кольчугу.
И, во-вторых, что я тебя любить,
Тебя, что мне дала вторую жизнь,
Не перестану. Я клянусь Священной
Землёю, на мече своём клянусь
Жить ради Вольфингов и умереть за них.
Хотя и верю, что не их я крови
И не был приведён к отцу, как сын,
Но в доме их я вырос. Каждый Вольфинг
Мне другом стал, и с их могучим родом
И радость связана, и боль прошедшей жизни,
И смерть грядущая. Какая бы судьба
Меня не ожидала, ты, мой друг,
Моё спасенье, для тебя играет
В лучах рассветных верный мой клинок!»

Солнце Леса молчала. Они встали и, держась за руки, пошли вниз по долине. Тиодольф нёс на плече обнажённый меч. Так они и вошли в тисовую рощу в конце долины. Они оставались там ещё долго после того, как появилось солнце. Многое им нужно было сказать друг другу прежде расставания. Но вот, наконец, Солнце Леса ушла своей дорогой.