— Я тебя услышала, — сдержанно произнесла я, позволив себе легкую неискреннюю улыбку. — И дам этим отношениям шанс, но если он себя не оправдает, извини. 

Именно с этими словами я подняла с колен расправленную белоснежную салфетку, положила ее подле тарелки и встала. 

— Прошу меня простить. Мне нужно припудрить нос, — чинно произнесла я, кивнула Ричарду и направилась к дамской комнате. 

Только в ее мраморной прохладе я смогла перевести дыхание. Закусила губу, активировала артефакт подачи воды и шумно всхлипнула, с трудом сдерживая рвущиеся наружу слёзы. Совсем расклеилась. 

Последние две недели дались мне непросто. Слишком непросто для того, кто совсем недавно спас треть Кантора от неминуемой гибели. Для того, кто погиб сам. Могла бы и не спасать, конечно, справились бы другие: Дарен с Морэном, — но все уже свершилось. 

С бабушкой, после всего того, что она мне устроила, мы придерживались холодного нейтралитета. Со дня на день отца должны были выпустить под залог, что меня несказанно радовало. А вот Морэн пропал со всех магических радаров, и это было ой как не вовремя. Именно разговор с главным дознавателем королевства мог многое расставить по своим местам, но приходилось крутиться со всем произошедшим в одиночку. 

Дарен на меня злился. Старался не показывать, но это было слишком заметно по его лицу, жестам, даже взгляду. Никак не мог понять, зачем я согласилась на предложения бабушки. А я не в силах объяснить, как вообще на него повелась. Впрочем, у нас и не было-то особого времени, чтобы все обсудить. Мне целую неделю пришлось соблюдать постельный режим, а ему куда дольше  — держать ответ перед его величеством. О чем там так долго можно разговаривать, я не знала, но столицу Неррс посещал исправно. Впрочем, я вполне допускала мысль, что после того, как все королевские газеты раструбили о нашей с Ричардом помолвке, Дарен разговаривать не особо горел желанием. 

И от этого делалось еще больнее. 

Хотелось кричать о своей невиновности, сказать, что я лишь жертва, но, увы, ясно было, что это далеко от действительности. И из-за этого я ощущала себя ещё большей дурой. 

Сполоснув лицо холодной водой, глянула на себя в зеркало. И первое, что увидела, испуганные, почти затравленные глаза — никогда не думала, что из них пропадет тот блеск внутренней силы, который был раньше. Ха! При столкновении с первыми же трудностями вся моя напускная бравада смылась, как налет ржавчины с котла, в который попало омывающее зелье. 

— Эрна, милая, ты в порядке? — в дамскую комнату без стука зашла мама. Она в три шага подошла ко мне и внимательно заглянула в лицо. — Ты плакала? 

Нет, матушка, просто проблемы в глаз попали. 

— Глаза устали от косметики, — соврала я, натянув улыбку. 

Все прежнее доверие, которое я испытывала к матери, сдулось в тот самый миг, когда она убедила меня подписать договор о вхождении в род. 

Нет, я бы все равно его подписала! Если бы точно знала, что отца вытащат из тюрьмы. Но тот факт, что меня о некоторых пунктах не уведомили заранее… сильно удручал. Матери было хорошо известно, что для меня значит свобода. Хотя бы ее видимость. Иначе я бы не пошла учиться на факультет боевой магии… Тогда думалось, что родители одобряют тот факт, что я хочу принимать решения самостоятельно. Теперь же… Сомнения, сплошные сомнения. 

— Ты мне врешь. — Мама с сожалением покачала головой. 

— Это у нас семейное. — Я широко улыбнулось, пытаясь создать видимость того, что пошутила.

После чего постаралась обойти маму по широкой дуге, но не вышло: она преградила мне путь у самой двери.