Было что-то гипнотическое в том, как он наблюдал за мной – с ленивой, хищной расслабленностью кота, следящего за птицей. В какой-то момент он прикусил нижнюю губу, и этот простой жест вызвал во мне волну жара, прокатившуюся от живота вниз, к бедрам. Непрошеную, постыдную, абсолютно неуместную реакцию, которую я не испытывала уже двадцать лет.

Меня бросало то в жар, то в холод. Руки дрожали, а во рту пересохло, как в пустыне. Я боялась встретиться с ним взглядом, чтобы он не прочитал в моих глазах те мысли, которых не должно было быть. Не могло быть. Не имело права быть.

– Знаешь, – вдруг сказал он, когда я уже собиралась уходить, – ты совсем не похожа на других уборщиц. Тех, что работали до тебя.

Я замерла в дверях, не оборачиваясь.

– Правда? Чем же?

– Они не читали книги, лежащие на моем столе, – в его голосе слышалась усмешка. – И уж точно не останавливались на «Преступлении и наказании».

Я медленно повернулась. Он смотрел прямо на меня, и в синих глазах плясали черти.

– Я не…

– Да брось, – он махнул рукой. – Я видел, как ты смотрела на обложку. С таким… знанием. Словно старого друга встретила.

– Я люблю читать, – тихо сказала я. – Это… помогает.

– От чего? – он наклонил голову, изучая меня с новым интересом.

От воспоминаний. От кошмаров. От вины, которая никогда не отпустит.

– От одиночества, – ответила я правду. Не всю, но правду.

Он кивнул, словно понимая. Хотя что он мог понимать – молодой, успешный, красивый? Что он знал о настоящем одиночестве?

– Увидимся завтра, Анна, – сказал он, когда я уже выходила из кабинета.

Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Как обещание.

Или угроза.

Я практически бежала по пустому коридору, сердце колотилось как сумасшедшее. Что это было? Случайность? Насмешка судьбы? Или расплата, которая все это время ждала меня за воротами колонии?

Синие глаза. Синие глаза Виктора смотрели на меня из лица его сына. И в них читался приговор, от которого нельзя убежать.

Бессонница – моя верная спутница уже двадцать лет. Но в эту ночь она пришла с новым лицом. С его лицом.

Я металась по крошечной квартире, как раненое животное, загнанное в угол. Руки тряслись так, что я дважды роняла чашку с чаем. В третий раз она разбилась, осколки разлетелись по полу, словно мои мысли – острые, хаотичные, опасные.

Эти невозможные глаза Виктора на молодом, дерзком лице его сына. Денис Марков. Моя персональная ирония судьбы, возникшая в тот самый момент, когда я наконец поверила, что смогу начать все заново.

Судьба имеет извращенное чувство юмора. Иногда она смеется так громко, что этот смех отдается в костях, выкручивает нервы, сворачивает внутренности в тугой комок. Из миллиона компаний в этом городе я выбрала именно ту, где работает он. Случайность? Не верю. Карма? Возможно. Расплата? Определенно.

Я стояла у окна, глядя на бледную луну, висящую над городом. Лунный свет серебрил мои каштановые волосы с несколькими ранними сединками у висков – единственное видимое напоминание о двадцати годах, проведенных за решеткой. Я всегда старалась следить за собой, даже там, в колонии. Это был мой способ сохранить человеческое достоинство, не позволить обстоятельствам сломить меня окончательно.

Закрывая глаза, я видела его образ. Широкие плечи, обтянутые темной рубашкой. Руки, покрытые татуировками – каждая, должно быть, со своей историей. Резкие, точеные черты лица, те капризные губы, которые, казалось, вот-вот изогнутся в усмешке.

А открывая – видела его тоже. Словно отпечатался на внутренней стороне век, выжженный каленым железом.