В три часа ночи позвонил Бойд Пенроуз.

Без всяких предисловий и извинений он доложил:

– Куперсмит, я только что посмотрел анализы Босса. Сдается мне, самое страшное мы преодолели, приятель.

Воодушевленный, Адам позвонил в Бостон и сообщил радостную весть Максу. Не успел он повесить трубку, как телефон снова зазвонил.

– Привет. Бойд мне все рассказал, – взволнованно сказала Тони. – У тебя было занято. С Максом говорил?

– Да, спешил передать ему хорошую новость.

– Я так и поняла. Не хочешь доложить ее мне лично, а не по телефону? Давай устроим небольшой праздник.

– С удовольствием, – согласился Адам.

Тони была в радостном возбуждении. Она бросилась Адаму на шею и расплакалась.

– Адам! Ты это сделал, ты спас моего отца!

Внезапно она начала с жаром целовать его в губы.

Все произошло так неожиданно… и так восхитительно! Адам давно об этом мечтал. Он был рад уже самому знакомству с этой необыкновенной девушкой, но с этого мгновения их отношения перешли совсем в иное измерение.

И он был несказанно счастлив.

На другое утро Тони, обняв его, спросила:

– Ты как-то говорил, что занимался балетом. Довольно необычно для парня. Были какие-то причины?

– Причин было две. Во-первых, у меня мама преподавала музыку в нашей школе, и я пошел танцевать, чтобы сделать ей приятное. Но главное – мне хотелось насолить отцу, который скверно обращался с ней. И я ему насолил: представь себе рабочего-металлурга в Индиане, который вынужден говорить дружкам, что его сынуля танцует в трико, как какой-нибудь гей.

– Странно… У меня твоя мужественность сомнений не вызывает. – Тони улыбнулась. – Могу дать показания под присягой, даже письменные. А что случилось с твоей мамой?

– Она умерла, когда мне было двенадцать лет. Он ее убил.

– Как? Что ты такое говоришь?

– Она пыталась родить второго ребенка и на поздних сроках беременности получила токсемию. – Было заметно, что Адам до сих пор переживает. – Понимаешь, он фактически убил ее. Ей становилось все хуже и хуже, а он не позволил врачу вызвать преждевременные роды, не хотел, видишь ли, чтобы ребенок погиб. В конечном итоге погибли оба.

– Кто же тебя потом воспитывал?

– Я сам.

– Так не бывает.

– Бывает. Уж я-то знаю. Звучит невероятно, но я начал заниматься спортом – прыжками в воду.

– Ого! – восхищенно воскликнула Тони. – Кажется, понимаю: тебе хотелось острых ощущений?

– В каком-то смысле. Хоть на пару секунд – мысленно – я оставался один во всем мире, к тому же на сто метров выше всех.

– Недаром я сразу почувствовала в тебе родственную душу, – улыбнулась Тони. – Мы оба любим общество самих себя.

За завтраком Тони продолжила допрос:

– А отец знал, что ты занялся таким рискованным видом спорта?

– Да, – сказал Адам и помрачнел. – Как-то он просматривал спортивную страницу в местной газете – единственную, которая его когда-либо интересовала, и вычитал мое имя в списке участников соревнований на первенство штата. Он явился в бассейн в компании двух своих собутыльников. Но они понятия не имели, что такое прыжки в воду, и «болели» совсем невпопад. Я так распсиховался, что нырнул, как кашалот. Сорвал выступление начисто.

По тому, как он это сказал, было ясно, что Адама до сих пор мучает та его давняя неудача.

– После этого моим самым большим желанием стало поскорее уехать из дома. Тогда единственным шансом для меня могла стать академическая стипендия. В школе баллы у меня были повыше, чем в спорте. Ты когда-нибудь слышала о колледже Шаймера?

– Если честно, то нет.

– Вот-вот. И никто не слышал. Тем не менее это небольшое, вполне передовое учебное заведение под эгидой Чикагского университета. Порядок там такой: сдаешь экзамен по их требованиям – значит, можешь учиться. Своего рода инкубатор для будущих студентов-медиков, которые хотят сэкономить несколько лет учебы. Мне так не терпелось стать врачом, что в летние каникулы я работал санитаром в клинике Майкла Риза. Что давало мне неплохой повод не ездить домой. Свою злость я направил на учебники и в результате каким-то чудом попал в Гарвард на медицинский.