Настоящее свидание для Гены, я почти уверена – это не то, что для Кащея. Вряд ли Гена без моей активной инициативы решился бы (в трезвом состоянии, по крайней мере) на близость. Гена – человек абсолютно положительный, даже не хвастается, в отличие от некоторых других мальчиков, несовершёнными подвигами, выпитыми (в мечтах) литрами спиртного, потерей разума.

Два месяца назад, перед майскими, он вдруг написал мне: «Смотаемся на праздники в Питер?» Я в ответ послала удивленного щенка, рассерженного бычка, зеленого человечка, которому очень плохо, и хохочущего до слез кота («Что?! Ты вообще, что ли? Ты меня за кого считаешь? Что ты себе вообразил?!»). Гена тут же завилял хвостом, объяснил, что он не это имел в виду, просто хотел посмотреть Исаакиевский, и Гороховую улицу, и Фонтанку – вместе со мной…

Сейчас Гена упорно шел рядом, мешая мне говорить с девушками в длинных платьях, я была почти уверена, что это тоже индианки, хотя нам кто-то сказал, что из Индии приехало всего два человека. Но в их лицах было что-то особое, то, что отличает индийцев – какой-то особый ген. Они разные, у них по-прежнему некоторые люди сохраняют свою кастовую принадлежность, не разрешают детям жениться и выходить замуж за человека другой касты, есть индийцы белые, есть с оливковой кожей, есть совсем смуглые, но что-то такое особенное есть в разрезе глаз, какое-то родство, воспоминание о древней высокоразвитой цивилизации – не такой, как у нас, другой, которая погибла почти полностью в страшной войне, о которой остались документальные свидетельства – но почему-то официальная наука не хочет это признавать. Или так скажем – признает, но клочками.

Дети не проходят в школе (я, по крайней мере, не проходила) – вот, была такая цивилизация – от нее остались оплавленные камни, которые могут плавиться только при температуре четыре тысячи градусов, и описания того, как у людей вылезали ногти, выпадали волосы, как все живое погибло, когда что-то взорвалось, какое-то «оружие богов», которым одни «боги», «хорошие», пытались побороть других, «злых» и «коварных»… И дети растут, становятся менеджерами, банкирами, учителями, и не знают, что однажды уже человечество подходило к такому же краю, как сегодня подошли мы, и не смогло остановиться.

Именно об этом мы говорили по-английски с девушками, которые оказались из Индонезии, когда шли к парку. А Гена вышагивал рядом, ухмылялся, пытался вставлять свои реплики – он английский знает довольно неплохо – и время от времени опять лез ко мне с наушниками, чтобы я шла с ним, связанная этими его дурацкими наушниками, и слушала песню на английском языке.

Гена, например, может легко общаться, одновременно слушая в одном наушнике музыку. Я миллионы раз говорила Гене, что не люблю существовать под музыкальный фон, который у меня в ушах, и что я не люблю песни на английском языке, и тому несколько причин. Я люблю песни на родном языке, это раз, когда понятны все без исключения слова. Два – я принципиально не хочу слушать песни на том языке, на котором разрабатываются планы захвата, уничтожения моей страны, раздела ее на колонии, планы сокращения численности Земли до пятисот миллионов человек, планы третьей и, возможно, последней мировой войны. Кто не знает таких планов – пусть учит английский и читает по-английски. Эта информация не засекречена, она свободна и – что самое удивительное! – мало кого интересует даже в нашей стране. Собака лает, а караван идет вперед, как говорила моя бабушка. Только верблюдов в этом караване становится всё меньше и меньше…