Гена, который тоже смотрел фильм, пробурчал:

– Закорючки свои переведите!

– Попробуй хотя бы один иероглиф выучить, Ген, – сказала я.

– Зачем мне? Пусть они русский учат.

– Так они учат. Они и русский, и английский выучили.

Я решила не тратить время на Гену – это его любимый способ: задраться ко мне с какой-нибудь глупостью, отвлечь мое внимание, я начинаю спорить, что-то доказывать, а ему и хорошо. Он добился своего – я больше ни о чем не думаю, всё внимание – на него. Я увидела сообщение на экране телефона: «Ближе к концу напиши, я подъеду». Это Сергеев, он меня в контактах до сих пор был обозначен как «тот человек», как Вадик назвал его, так я и записала. Надо переименовать. А как? Просто и ясно – «отец». Какие тут могут быть сомнения?

– Это кто? – тут же вскинулся Гена. – Вольдемар? Что ему надо от тебя? Почему он стоял у твоих дверей?

Я засмеялась:

– А ты как это увидел?

– Я мимо шел.

– Он дверь охранял, чтобы ты не вошел. Всё, отстань.

Я написала Сергееву «Хорошо», подумав, что правда хорошо, что он подъедет. Мы ведь так толком ни о чем и не поговорили. Я как-то растерялась, он оказался совсем неожиданным для меня, да и он сам тоже, мне показалось, не знал, как и о чем говорить со мной. И был рад. Это не спутаешь, не сыграешь. А это самое главное – что ему так же нужно узнать меня, как и мне его.

После конференции ко мне подошли трое китайцев – две девушки и парень – и стали задавать вопросы по моей теме. Мне показалось, что они хотят просто познакомиться. Говорили они не так хорошо, как во время своего доклада, но я понимала, что именно их интересует – где можно взять те цифры, которые были у меня в докладе, просили электронную ссылку. А мне-то хотелось поговорить о мировом правительстве, поэтому я кивнула им: «Пошли!» и быстро подошла к индийской делегации, состоящей всего из двух человек – парня и девушки, рядом с ними стояла Байхэ, которая это предлагала.

Китайцы, невозмутимо улыбаясь и кивая, пошли за мной. Они познакомились с Байхэ, которая приехала сюда самостоятельно, и перекинулись с ней парой слов. Я, слушая их разговор, подивилась, насколько китайский язык – другой. Можно сто раз читать про то, что в китайском устном языке главное – это тоны, без них самим носителям ничего непонятно. Но нужно один раз внимательно послушать китайскую речь, больше похожую на мелодекламацию, чтобы ощутить настоящую разницу языков.

Зря мне казалось, что конференция – дело бессмысленное и формальное. Если бы не тот человек, я бы, может, и не поехала сюда. Но, оказывается, когда ты встречаешь людей, которые плохо говорят на твоем языке или вообще не говорят – индусы не говорили, их переводили – но при этом думают совершенно так же, как ты, это необыкновенное ощущение. И пусть конкретно сегодня мы ничего не изменим. К экологам обычно относятся как к немного неполноценным. Занимаются непонятно чем, пристают ко всем с какими-то скучными проблемами – мусор и мусорки, помойки, свалки, дым, грязь… Даже у меня на факультете есть люди, которые чуть не с брезгливостью отмахиваются, когда заходит разговор о проблемах экологии, к предмету относятся совершенно небрежно, полагая, что они занимаются наукой, а я – ерундой, «помоечной темой».

Индусы говорили по-английски, но с таким непонятным акцентом, что я сначала растерялась, но помогла Байхэ, которая начала переводить с индийского английского на китайский, для своих соотечественников, и еще на русский… Мы смеялись, к нам стали подходить другие ребята и тоже смеяться, просто потому что мимо пройти было невозможно.