Потому что пьяный сброд из трактира не может однозначно сказать, стояла в момент падения Каррена с лестницы я рядом или нет. А подавальщицы и прочие трезвые работники старательно отводят глаза при любом происшествии и твердят, что ничего не видели и не слышали. Негласный закон подобных заведений.

– Пожелать кому-то смерти не равно причинить ее, – замечаю. – Я же не ведьма, у меня и магии-то нет.

– И все же госпожа Лондри, я с вас глаз не спущу, обещаю. Все ваши секреты на свет вытяну, а грязное белье перетряхну. Помните: чистосердечное признание облегчает наказание. А дружба со следователем, – Эрре вдруг понижает голос, подходит ко мне ближе и низким голосом сообщает на ухо: – вообще способна избавить от всех проблем. А в том, что у одинокой красивой вдовы они будут, можете не сомневаться.

Последние слова следователя заставляют тут же от него отпрянуть. Внутренности разъедает ощущением брезгливости.

– Так вы мне свое покровительство предлагаете? – я наконец осознаю причину, по которой этот Эрре вцепился в меня как клещ. И как я раньше не замечала его липкий масляный взгляд, его намеки и неприкрытый интерес? Что ж, мне нечем порадовать господина следователя. – Поверьте, вы будете сильно разочарованы. Примерно, как мой почивший муж. Вы же не хотите закончить подобным образом? – улыбаюсь. Выходит криво. Потому сдержать то, что до сих пор причиняет боль, не удается, и я невольно демонстрирую свое состояние постороннему человеку.

– Мне расценивать это как угрозу следствию? – хмурится Эрре. И хоть он все еще старается казаться уверенным в себе и наглым, моя откровенность его пронимает.

– Делайте, как хотите, – взмахиваю рукой. Я разочарована и устала. Пожалуй, действительно подозревай меня в убийстве следователь, а не пытайся этим манипулировать, я и то отнеслась бы к нему лучше. – А сейчас прошу меня простить, я вынуждена с вами попрощаться – слишком много дел.

Демонстративно подхожу к извозчику, расплачиваюсь и прощаюсь, не обращая более внимания на своего нового ухажера. Пускай идет с миром и занимается по-настоящему важными делами. Или в нашем городке мало нераскрытых преступлений?

Засунув руки в карманы брюк, Эрре какое-то время пристально наблюдает за мной, чуть покачиваясь с носка на пятку, а потом все-таки покидает двор, бросив напоследок:

– Мы с вами еще не закончили, прекрасная госпожа Лондри. Увидимся.

Ответить любезностью не нахожу в себе сил. Да и с какой, собственно, стати расшаркиваться перед тем, кто так откровенно заявляет о собственных грязных намерениях? Я, конечно, за вежливость, но только не с теми, кто переходит грань.

А стоит только зайти в дом, на меня набрасывается Лея. Обнимает сначала, тыкаясь личиком в живот, а потом заглядывает в глаза и интересуется требовательно:

– Мама, что этому уроду от тебя нужно было? – едва не рычит моя малышка.

Глажу дочку по голове, успокаивая. Очевидно, к мужчинам у нее такое же отношение, как и у меня. Насмотрелась на скотскую жизнь родителей, вот и не испытывает теперь к сильному полу симпатии. Ничего удивительного. Остается только надеяться, что, когда вырастет, дочка сможет преодолеть эту детскую травму, а не решит остаться одиночкой на всю жизнь, как мама.

– Нельзя так говорить, родная, это невоспитанно, – взываю к светлому.

– А воспитанно у нас пастись без приглашения? Или ты сама его позвала? – прищуривается. Все ее маленькое тело напрягается в ожидании ответа.

– Нет конечно, моя хорошая, – говорю ласково и снова глажу. Хочу подарить своей натерпевшейся девочке всю любовь, чтобы хоть так компенсировать годы вынужденной неблагополучной жизни. У меня такое сильное чувство вины перед Лилией, что оно трансформируется в огромный жгущий внутренности ком и распирает живот, грудь, перехватывает горло. – Никого больше не будет, только мы с тобой. Обещаю.