- Да, мама. Конечно. Выберу.
- Ты сегодня был в арсенале?
- Нет. Я… не успел.
- Ты откладываешь это уже три дня.
- Завтра съезжу. Могу я теперь поесть спокойно?! - взорвался Хел. Ретт почувствова,л как от вспышки его гнева что-то нехорошо шевельнулось внутри. Раньше он чувствовал одну досаду и печаль, но не раздражение и злость. Сегодня Ретту стало обидно, что Хел позволяет себе так разговаривать с матерью. Это его возмутило. И все же он промолчал. Он всю жизнь был вторым сыном, тем кому на роду написано подчиняться альфе стаи. И даже не смотря на слова матери и просыпающиеся нехорошие чувства, он был не готов открыто высказываться против старших. Иерархия в волчьей стае была незыблема. Нерушима. Физически непреодолима. Ретт был не готов ни поверить, ни отстаивать свое главенствующее положение. Да, матерь всеблагая, он и не верил в него. Не верил и точка!
- Ма-ам! Дора меня пнула! - заканючил Рональд.
Деогенса подняла брови.
- И что я по-твоему должна сделать? Пнуть ее в ответ вместо тебя?
Рон стушевался и Ретт отчетливо услышал звук удара под столом.
- Она опять! Ну ты! - он ощерился — волчонок-волчонком — и бросился на сестру. Та была на девять лет старше и легко за шкварник подняла мальчишку.
- Мама, он не умеет себя вести за столом. Позволь его вышвырнуть. - пропела Доротея, мастерски уворачиваясь от попыток младшего брата ее пнуть.
- Посади брата на место и перестань его пинать. - устало вздохнула деогенса. - Ретт, ну а ты. Как твои дела?
Эверетт прожевал кусок лимонного пирога и запил его кофе прежде чем ответить.
- Я хотел бы обсудить это после ужина, мама. Наедине.
Графиня нахмурилась, но сразу оставила его в покое, переключившись на Женевьеву.
Дамы друг друга терпеть не могли, и потому их разговор напоминал щебетание лучших подружек. В ход шло все: комплименты, восхищенные вздохи и конечно острые, тонкие уколы. Раньше Ретту было жутко неловко, когда деогенса говорила с Женевьевой и они кололи друг друга словами как соперники на дуэли шпагами, но с возрастом он понял, что обе получают от этого своеобразное удовольствие.
После ужина все разбрелись по своим покоям. Рона волчицы-спутницы деогенсы увели в детскую, Дора умчалась к своим подружкам валяться в «лечебной» грязи в обороте (среди юных волчиц прошел слух, что от этого шерсть становится блестящей и шелковистой, а значит и человеческая внешность будет улучшаться). Ретт точно знал, что слухи эти поползли из-за того, что Жан имел неосторожность в присутствии служанки высказаться о лечебных свойствах какой-то тамбиранской грязи. В итоге сначала все служанки намазывали лицо грязью с берегов ручья в саду, а теперь и глупые юные волчицы валялись в ней.
Ретт мог бы развеять слухи, но смотреть на это помешательство было так забавно, что он молчал.
Деогенса задержалась поговорить с мужем, Ретт пошел в ее кабинет. Там у стеллажа с книгами стоял Адар, опытный взрослый волк стаи, приставленный к графине  в качестве пожизненного личного телохранителя, когда она только приехала к Шефердам.
- Добрый вечер, Эверетт. - он вежливо улыбнулся, вокруг рта растянулись складки-морщинки, придававшие ему строгий, вечно хмурый вид. Адару было за шестьдесят, то есть по оборотническим годам он уже считался зрелым и опытным мужчиной. Он был темноволосый, высокий и статный, и как и все Шеферды имел тяжелый фамильный подбородок.
Когда Аталанта Валис прибыла для брака в стаю Шефердов, Ричард назначил одного из преданных друзей охранять ее в свое отсутствие. Адар был освобожден от службы в армии и от всех иных обязанностей в стае. Он стал тенью деогенсы, ее сторожем, защитником и самым преданным слугой. Ретту иногда казалось, что мать доверяет ему даже больше чем своим волчицам-спутницам, что приехали с ней из родной стаи. Адар сопровождал ее всегда и всюду, был правой рукой. Нравилось ли ему судьба вместо военной карьеры стать нянькой юной девушке,  Ретт понятия не имел, так как тогда еще не родился, но сейчас сложно было представить рыжую белокожую мать без мрачной темной тени Адара за спиной.