– Я уж и не знаю, как его награждать, – пожаловался царь австрийскому императору. – Мне остается только дать ему звание «Меч Империи» и удостоить нового триумфа после возвращения в Петербург.

Пока что, до того как придумать награду, самодержец ограничился тем, что отправил Суворову открытый императорский рескрипт, куда можно было вписать любую награду самостоятельно. Австрийский властелин, в свою очередь, удостоил полководца княжеского титула Священной Римской империи.

Кроме того, он также дал Александру Васильевичу звание генералиссимуса и, что самое невероятное, наградил орденом Золотого руна, высшего ордена империи, которого не было даже у членов императорской семьи. Уставом ордена предусматривалось, что он вручается только католикам, но для Суворова по личному указанию Франца II было сделано исключение.

Всех военачальников, офицеров и отличившихся солдат тоже щедро наградили. Фельдмаршал Мак, теперь скромно умалчивающий, что был против вылазки на север, тоже получил редкостный орден Марии Терезии, аналог Почетного легиона во Франции или Железного креста в Пруссии. Впрочем, надо признать, что в сражении Мак и другие военачальники дрались храбро и самоотверженно, не жалея себя. Так что все награды ими были заслужены.

Орден Марии Терезии также вручили и Багратиону, чему генерал был несказанно рад. Ордена и повышения званий коснулись всех офицеров, без исключения.

Со времен Павла начали награждать и воинские формирования. Всем русским полкам, участвовавшим в битве, выдали георгиевские знамена и серебряные трубы. Гусарские и уланские полки получили георгиевские петлицы.

Суворов был несказанно рад щедрому потоку подарков и даже прослезился на церемонии награждения. Я помню, как смотрел на него, маленького и сухонького старичка, утиравшего слезы и думал, что он заслужил все эти почести, как никто другой.

Еще бы, ведь кому, как не мне, историку, знать, чем на самом деле закончилась в моей реальности эта кампания. Если бы не Суворов, мы бы сейчас глотали горечь поражения под Аустерлицем, а территория Священной Римской империи была бы безжалостно искромсана Наполеоном на лоскуты. Сама держава Габсбургов превратилась бы в обычную Австрийскую империю, а Франц II заискивал бы перед победителем и выполнял любое его желание.

Да, императоры, думал я на церемонии, вы даже не знаете, как на самом деле должны быть благодарны Суворову. И это не он должен целовать вам милостиво протянутые руки, а вы должны слезно благодарить его и кланяться в ноги. Эх, если бы вы только знали!

Впрочем, кампания еще не была закончена и выиграно было, в конце концов, только одно сражение. Зная Наполеона, можно было с уверенностью сказать, что оно не станет решающим.

Так и случилось. Во Франции после поражения немедленно всколыхнулись все силы, способные противостоять императору. Это были и роялисты, и бывшие якобинцы, и просто проходимцы и жулики всех мастей. Все они, изведавшие тяжелую руку Наполеона и сидевшие до этого тихо и незаметно, теперь, после поражения, вдруг повылезали из всех щелей и нор. Заливаясь соловьями, они провозгласили скорое падение империи Бонапарта, насмешливо называя ее колоссом на глиняных ногах. По их словам выходило, что с Наполеоном все кончено, он пропащий человек и во главе государства должен стоять кто-то другой.

Но Наполеон вовсе не желал сдаваться так быстро и без боя. Не жалея коней, без сна и отдыха, не останавливаясь ни на минуту, с невероятной быстротой совершив скачок из Германии во Францию, он вдруг неожиданно появился в Париже.