– Левая тройка попала под минометный обстрел! Два «триста», один «двести»! Перетягиваемся! Оказываем друг другу помощь!

Пускаю поверх бойцов короткую очередь. Они суетливо ищут жгут, пытаясь оказать друг другу первую помощь. Один из бойцов пытается действовать самостоятельно, на свой страх и риск. Короткими перебежками он бросается вперед и отбивается от группы.

– Стоять! «Зеф»! Ты куда рванул?

Он замирает, падает и, спрятавшись за бугорок, начинает стрелять в сторону блиндажа. Я возвращаю его обратно.

– Ты зачем опять на себя тянешь одеяло? Мы же с тобой договаривались, что ты работаешь синхронно со всеми, – стал я в очередной раз вбивать «Зефу» представления о дисциплине. – Ты с чего взял, что ты тут самый главный и сам себе командир?

– Да в натуре пока они ползать будут, нас всех положат.

Я, «Констебль», с этими… Погибать не хочу.

«Зеф» был единственным персонажем, который меня выводил из себя своим тотальным своеволием. Навыки работы в группе у него отсутствовали напрочь. Он привык надеяться только на самого себя и демонстрировал свою особую позицию повсеместно.

– «Зеф», когда ты уже выключишь свою уркаганскую манеру? Тут тебе не БУР и не зона. А я не мент, чтобы тебя перевоспитывать. В армии – а особенно в бою – важны слаженность и дисциплина! Без нее ты и сам погибнешь, и остальных подставишь.

– Да… я хотел… в натуре! – сбивался и нервничал «Зеф».

Он надулся и покраснел от злости, как накосячивший подросток.

– Просто делай то, что тебе говорят. Понимаешь? Ты же не тупой. По глазам вижу, что не тупой.

Остальная группа лежа молча слушала, как я воспитываю закоренелого отрицалу, который пошел в «музыканты», чтобы уйти от пресса, который ему устроили в зоне. Там бы он точно не протянул оставшиеся девять лет срока – или раскрутился бы еще лет на десять.

«Зеф» смотрел на меня исподлобья и скрипел зубами.

На его лице отражалась борьба неспособности подчиняться каким-либо общественным правилам и необходимости делать то, что я требую. Я физически ощущал, как злость на меня, весь этот мир сталкивалась с жесткой необходимостью воспринимать и подчиняться командам. Он подчинялся, но с таким видом, будто посылал меня на хер. Все его «правильное» и блатное нутро выворачивалось мехом наружу, но он собирал себя в кулак и делал то, что я приказывал.

Смоленские, в отличии от брянских, в основной своей массе были рецидивистами – люди, которые десятилетиями совершали преступления, жили «понятиями», освобождались и садились вновь. Я понимал, что им было нелегко. В эти моменты я вспоминал сериал «Штрафбат» и командира из этого фильма. Но с каждым днем мне, и им становилось легче.

На тринадцатый день была назначена генеральная репетиция. Каждый командир отделения по очереди показывал перед «Крапивой» работу своих групп. Нужно было имитировать бой, используя разведданные с БПЛА, координируя работу АТС и докладывая о ходе операции «Крапиве». Он внимательно смотрел на нашу работу и сухо вмешивался в ход событий. Давал новые вводные и наблюдал, как быстро группа отреагирует на внезапно возникшие обстоятельства.

– Обратил внимание, как двигается «Сезам»? – спросил командир. – Точно в спецназе служил.

– Да, толковый.

– Необходимо сделать акцент на работу пулеметчика, – продолжал он свои замечания. – Этот тормоз «Калф» меня задолбал. Лежит как мешок с говном. Позицию менять забывает.

Не выдержав, он крикнул ему:

– «Калф», баран! Отстрелял очередь и меняй позицию!

Ты бы уже пять раз был трупом!

«Калф» действительно был нерасторопным. От пулеметчика в нем была только выносливость. Но этого было мало. Пулеметчик нуждается в мозгах и быстроте реакции. Без этого он как метеор в небе – вспыхнул и погас навеки.