Кровь бросилась в лицо. Рассказывать? Что? Про три года шизофренической мании? Господи, да как такое вообще можно было рассказывать взрослому умному серьезному мужчине? На кой черт ему было знать про «это»? Но, ведь иным способом сложно было объяснить, почему она вообще затеяла эту ерунду с вибропулей, и как тяжело ей вообще оказалось довести дело до конца, не слиться хоть сегодняшним утром, когда от страха трясло, а собственная тупость казалась зашкаливающей. Это же все бред — эта её придурь, возведенная в абсолют. И она сама этому отчет отдавала. Но... Не сказать — очень вероятно, что уже и не переживешь снова ничего из того, что было сегодня. Ни поцелуев, ни прикосновений, ни секса с Васнецовым — ничего из этого больше не будет.

— Охренеть, — выдохнул Егор, и Танька вскинула на него несчастные глаза. И надо бы убрать все чувства с лица, да, видимо, уже поздно. Кажется, она все эти свои метания у себя на лбу шрифтом пятьдесят второго размера вывела. Или попросту Егор слишком хорошо разбирался в женщинах — безмозглых, двадцатилетних женщинах, чтобы расколоть причины Танькиного молчания.

— И давно это у тебя ко мне? — мягко поинтересовался Егор, касаясь Танькиной раскрытой ладони пальцами.

— Какая разница, — отстраненно ответила Танька, силясь не отдергивать руку. Слишком искусительно, слишком невозможно, слишком опасно. Слишком горячо.

— Разница принципиальная, — Егор ухмыльнулся, — мне интересны условия задачи.

— Тебе принципиально важно, сколько времени я страдаю идиотизмом? — вспыхнув, поинтересовалась Танька.

— Ну, если ты это так называешь — да, — невозмутимо пожал плечами Егор. — Почему тянула? Почему не созналась сразу?

— Это было бессмысленно, — Танька поежилась, — ты был еще женат на моем первом курсе. И на втором тоже. И я вроде как надеялась, что «переболею».

— Переболела? — от внимательного взгляда Егора хотелось сбежать.

— Переболеешь тобой так легко, как же, — Танька болезненно скривилась.

— Но, нахрена такие приключения? — Егор испытующе сощурился. — Пульты, вибратор...

— Почему нет? Мне-то понравилось, — Танька даже фыркнула и заметила, как дрогнул уголок рта Егора. Ему тоже понравилось. Хоть он и был в бешенстве.

— А парень твой как же?

— А ему от меня чувства не нужны, — жестко улыбнулась Танька, — да и мне от него, в общем-то, тоже.

Пальцы Егора легли на её подбородок.

— Какая ты все-таки смешная колючка, — Егор даже усмехнулся, чуть наклоняясь вперед, — чувства ей не нужны... А что нужно?

— Ты мне нужен, ты! — отчаянно воскликнула Танька. — Это хотел услышать?

— Да, — горячо шепнул Егор, накрывая её губы своими. Это было как фейерверк — со всем его водопадом раскаленных разноцветных искр, полыхающих за закрытыми веками. Мир вокруг Таньки вдруг закрутился как волчок, смазываясь.

Чего не было в Егоре во время их торопливого секса — так это нежности, была только резкость, яростная, неуправляемая, будоражащая, торопливая. Но сейчас Егор этой нежности Таньке выдал столько, что в ней можно было захлебнуться, в ней можно было утонуть, будто в теплом молоке. И Танька тонула, таяла, плавилась, тихо постанывая от удовольствия, скользя пальцами по щетинистой щеке Егора... Стоп.

Рассудок, боже, как вовремя ты проснулся и включил заднюю передачу. Егор просто не мог к ней сейчас вдруг чем-то воспылать. Это все — авансы глупой дурочке, коей является Танька. Ни к чему Егора не обязывающие, ни о чем не свидетельствующие. Никакая это не взаимность, и думать забудь, Локалова, все, на что ты вообще рассчитываешь? С чего ты вообще на это рассчитываешь? Вы всего один раз перепихнулись, с какого хрена стоило ему тебя поцеловать — в голове уже марш Мендельсона заиграл. Идиотка. Ванильная. Конченная. У тебя планы — вспомни их. Подчеркни их жирно, можно двойной чертой. И впредь, когда у тебя снова засвербит в трусах, когда ты снова дашь своей придури волю, — внимательно смотри на листочек с планами.