– Вставай, Витек, пробуждайся, – легонько толкнул парня в плечо разведчик, – а то проспишь предстоящий бой и ничего в итоге не увидишь. Придется мне одному, без тебя сегодня на смерть идти. Я бы, конечно, рад, если оно так. Но тут, брат, не забалуешь. Хочешь не хочешь, а придется вместе.

Молодой солдат не оценил фронтового юмора. Нехотя поднялся с нар, все еще не осознавая, что уже скоро должен произойти старт чего-то страшного для него самого и для всех бойцов в его штрафной роте. Избавление от смертного приговора он считал наивысшей удачей для себя на сегодняшний день. Зачисление в списки нового для него подразделения, наименование которого еще не врезалось в сознание молодого бойца чем-то тревожным, никак не будоражило его сознание. Новые лица, новая обстановка, новые командиры и политработники. На вид ничего страшного. Все обыденно, по-военному, по-фронтовому. Даже тревожное лицо нового друга, тепло спины которого помогло Виктору выспаться, пока не говорило ему абсолютно ничего.

– Дай-ка винтовку свою, – строгим тоном произнес разведчик и протянул руку к оружию молодого солдата.

Тот послушно передал ее товарищу. Опытный боец попытался открыть затвор, но механизм ему не поддался. Он оглядел цевье и приклад, потом ствол. Затем прильнул глазом к прицелу и, сделав недовольное выражение лица, произнес:

– С таким дерьмом ты много не навоюешь. Прицел набок сбит. Затвор словно каменный, совсем не открывается.

Он с недовольным видом еще раз повертел винтовку в руках и с упреком обратился к Виктору:

– Куда же ты вчера смотрел, когда получал и расписывался за нее?

– Не ругай парня! – вступился за молодого бойца один из солдат в землянке. – Тут у каждого четвертого оружие не в порядке. Все, что выдали, было подобрано на поле боя. Вчера многие к взводному подходили, возмущались. Спрашивали: как воевать с этим будем? Он узнавать ходил к начальству и сказал потом, что если мы хотим хорошие винтовки, то, будьте любезны, сами добывайте. Там, за передком, их видимо-невидимо.

Разведчик в ответ нахмурился, заскрипел зубами.

– Ладно. Если так, то на поле боя сразу подбирай ту, что останется, если кого первого убьют или ранят, – произнес он, адресуя свои слова удивленному его тону Виктору.

Прозвучавшая вскоре команда взводных привела всех штрафников в движение. Один за другим, длинной вереницей, они направились по петляющим коридорам траншей куда-то в сторону передовых укреплений. Прошло не менее пятнадцати минут с начала их следования, но переднего края еще не было видно даже тем, кто шел в авангарде роты. Солдаты других подразделений сразу расступались, пропуская их вперед, тем более, как уже многие в окопах знали, за несколько последних дней в дивизии была сформирована и укомплектована штрафная рота, куда были зачислены все нарушители воинской дисциплины, устава и приказов командиров. Они встречали бойцов данного подразделения словно смертников, которым командование выписало предписание только в один конец, без права вернуться живыми назад. Им не смотрели в глаза. Отворачивались, когда видели их лица. А потом провожали горестными взглядами, иногда обсуждая причины направления в штрафники какого-то отдельного солдата, скорее всего знакомого им, высказываясь о том, что привело его туда, какая на то была причина.

Да и сами штрафники по далеко не радушному приему их роты в окопах еще более глубоко осознавали, в каком положении сейчас оказались и что их приближение к переднему краю не приведет в итоге ни к чему хорошему. Оглядываться назад для них не имело теперь никакого смысла. Мольбы казались полностью бесполезными, а сложившееся положение выглядело совсем уж скорбно.