Просто это кажется неправильным.
Всё это: жить одной, отдыхать после работы, не ругаться, не воспитывать детей. Не планировать вместе отпуск, будущее…
«Вместо этого ты просто ешь», – внутренний голос сокрушённо кивает на чиабатту, разрезанную пополам и напичканную ломтиками пармской ветчины и сыра, листьями салата, дольками помидоров и огурцов, щедро политую соусом, которую я как раз дожевываю. Чёрт, не заметила, как сорвалась. Ладно, значит, можно и второй фирменный бутерброд соорудить, только вместо соуса сметанки с зеленью бахнуть, чтоб не так калорийно было.
Или, может, паэлью зажарить?
Мои метания между вторым бутербродом и рисом прерывает телефонный звонок, но я не отвечаю.
Трусиха, признаю.
И только на второй вздыхаю и беру трубку.
– Добрый вечер, Светлана, как прошёл твой день? – бархатный тембр обволакивает, прямо из трубки проникает в мозжечок и нашёптывает: «Разденься». Даже чиабатта в руках расползается.
– Филипп Степанович, вы курсы секса по телефону случайно не посещали? – интересуюсь немного нервно. Звонки по вечерам от начальства к добру не приводят.
– Приятно слышать, что ты по мне скучала.
– И в каком же из слов вы это это расслышали?
– По интонации.
– Очень смешно.
Нет, я сегодня точно над распродажу попала. Распродажу головной боли и нервотрёпки.
– Итак, ты готова сдаться?
– Ни за что! Там и фирмочка-то небольшая и проблемы не глобальные. Директора уже шерстят персонал.
Перед глазами возникает лицо Штормовского, почему-то получающего огромное наслаждение от наказания сотрудников. Не представляю, как он будет ругаться, но от предвкушения сжимается узел в животе. Хочу посмотреть.
– Шерстят?
– Кто-то ворует деньги через фирмы-однодневки.
– Помощь нужна? – у Филиппыча меняется тембр голоса, становится деловым. Я улыбаюсь этой перемене. Надо же, он волнуется.
Мы с Филиппом Степановичем работаем вместе около года, он взял меня на работу помощником аудитора, уже попритёрлись, и вот я доросла до его лучшего специалиста. На самом деле, мне с ним нравится работать, Филиппыч умный мужик, когда перестаёт заглядывать под юбки. Но, кажется, это беда всех мужчин.
Все его приставания воспринимаются мной как тренировка навыка. Филиппыч просто не может находиться рядом с женщиной и не предложить ей перепихнуться. Это привычка, ничего не значащая черта характера, как дверь придержать. Но, кажется, сейчас он волнуется по-настоящему.
– Нет. Сама справлюсь. – отвечаю решительно, а сама ногти кусаю.
Не смогу же нормально думать рядом с Андреем. Впервые страшно, что запорю проверку, и из-за грозящего увольнения, и из-за гордости. Меня считают лучшим специалистом города после Филиппыча. – Ждите с результатом.
– Потом не жалуйся, что не предлагал.
– Хорошего вечера, – нажимаю отбой.
Недоеденный творог прячу в холодильник и иду спать.
***
Просыпаюсь с твёрдым намерением договориться с Андреем. Он должен прекратить все эти двоякие намеки, настроиться на рабочий лад. Это, в конце концов, в его интересах.
Но несмотря на решительный настрой, выбираю, что надеть, гораздо дольше, чем обычно. Убираю два костюма, потому что в них слишком видно живот. Останавливаюсь на строгом чёрном платье с небольшим вырезом, очень выгодно подчёркивающим грудь. Рисую стрелки на глазах и зачем-то натягиваю чулки. Уже выходя из дома, понимаю, что оделась непривычно сексуально для себя. Но чувствую себя отлично.
На работе появляюсь раньше Кати, около половины девятого. На парковке замечаю машину Штормовского. Он, видимо, тоже ранняя пташка, несмотря на то что директора обычно раньше обеда не заявляются на работу. Ресторан открывается в одиннадцать, но мне привычней работать с девяти до шести. Из персонала – только охранник на входе да уборщицы в зале.