– Прошу, послушайте меня, – сказала Нора, впадая в исступление. – Моя мать нездорова. У нее помутнение сознания. Болезнь Альцгеймера.

– Я уверена, за ней там хорошо присмотрят…

– Ее убьют. Ни минуты не колеблясь. Она бесполезна для этих существ. Но она больна. Она напугана, ей необходимо увидеть знакомое лицо. Вы меня понимаете? Я просто хочу ее увидеть. В последний раз.

Это, конечно, было ложью. Нора хотела вытащить отсюда их обеих. Но для этого нужно было сначала найти мать.

– Ведь вы же человек. Как вы можете делать это… как?

Салли протянула руку, чтобы утешительно – но механически – пожать локоть Норы.

– Там и правда условия получше, миз Родригес. Пожилые получают хороший паек, и за это у них ничего не требуют взамен. Откровенно говоря, я им завидую.

– Вы искренне в это верите? – удивленно спросила Нора.

– Там мой отец, – кивнула Салли.

Нора схватила ее за руку:

– Разве вы не хотите его увидеть? Покажите мне, где это.

Салли была крайне доброжелательна. До такой степени, что у Норы возникало желание отвесить ей оплеуху.

– Я знаю, как тяжело, когда разделяют с близким человеком. Но вам сейчас нужно сосредоточиться на другом – подумайте о себе.

– Это вы подмешали мне седатив в воду?

Безмятежность на лице Салли сменилась озабоченностью; возможно, ее взволновало психическое здоровье Норы, ее потенциал в качестве продуктивного члена лагеря.

– У меня нет доступа к лекарственным средствам.

– Вам они тоже дают препараты?

Салли никак не отреагировала на вопрос.

– Карантин закончен, – объявила она. – Теперь вы должны стать членом сообщества, а я должна познакомить вас с лагерем, помочь вам акклиматизироваться.

Женщина провела ее через небольшую открытую буферную зону под брезентовым навесом, защищавшим от дождя. Нора бросила взгляд на небо – еще один беззвездный вечер. На пропускном пункте Салли передала бумаги человеку лет пятидесяти, облаченному в докторский халат поверх грязно-серого комбинезона. Он просмотрел бумаги, окинул Нору взглядом таможенного контролера, потом пропустил их.

Несмотря на брезентовый навес, дождь доставал их – хлестал по ногам. На Норе были больничного типа тапочки на пористой подошве, на Салли удобные – хотя и промокшие – кроссовки «Сокони».

Тропинка, осыпанная каменной крошкой, вывела их на широкие круговые мостки у высокого наблюдательного поста, похожего на вышку спасательной станции.

Мостки образовывали своего рода развязку – от них отходили четыре другие тропинки. Неподалеку стояли сооружения складского типа, а за ними – здания, напоминающие производственные. Никаких указателей – только стрелочки из белого камня в осклизлой земле. Вдоль тропинок висели низковольтные лампы, без которых передвижение людей было бы невозможно.

Вокруг развязки, словно часовые, стояли несколько вампиров, и Нора, увидев их, почувствовала холодок. Они, голые, белокожие, не были никак защищены от стихии, но при этом не испытывали ни малейшего неудобства. Черный дождь хлестал их по голым головам и плечам, струился по бледной плоти. Руки безвольно висели. Стригои с мрачным безразличием смотрели на проходящих людей. Они были и полицейскими, и сторожевыми псами, и камерами наблюдения.

– Служба безопасности подкрепляет и упорядочивает режим, – сказала Салли, почувствовав испуг и отчаяние Норы. – Что и говорить, здесь почти не бывает происшествий.

– Вы имеете в виду сопротивление людей?

– Я имею в виду какие-либо нарушения порядка, – пояснила Салли, удивленная предположением Норы.