Но Арсений вдруг говорит совсем другое. Тихо и задумчиво…

- Бил, чтобы напугать, но не ранить.

Перевожу на него взгляд. Хмурюсь.

- Что?

Арсений не отвечает, а подходит вплотную. Рассматривает мое лицо, потом поднимает руку и слегка касается небольшой ранки на лбу.

Я дёргаюсь.

- Что ты…

- Стой смирно, - хрипло цедит.

Замираю.

Не понимаю, что происходит, но подчиняюсь. Потому что завороженно смотрю на него во все глаза…

Он так близко. Тот же самый, но другой. И это возможность разглядеть его…она слишком заманчивая.

Господи, какой же ты красивый.

Россыпь веснушек и родинок, прямой нос, все те же порочные губы. Кольцо в носу, легкая щетина…Наверно, она так приятно колет, если прижаться к ней кожей…

О чем ты думаешь, сумасшедшая?! Слегка встряхиваю головой, а он резко переводит взгляд точно мне в душу.

- Ты не можешь и пяти минут просто постоять? - звучит хриплое, я тихо цыкаю.

- Могу.

Отвечаю также хрипло.

Ну как, могу? Попытаюсь точно, чтобы ты не догадался, как глубоко пророс мне в душу.

А пальцы тем временем скользят ниже. Он проводит ими по синяку на щеке, слегка цепляет ранку на губе. Злится. Сжимает желваки. Касается шеи. Путешествует по моей коже и по моей травме, а будто легче становится…

Он меня лечит. Не знаю, как сказать по-другому, потому что это так и есть...

Я прикрываю глаза, когда он дотрагивается плеча, только морщусь слегка. Там болит. Арсений мягко опускает лямку ночнушки. Знаю, что он видит. Один из нескольких «сильных» синяков — до жути фиолетовый, переходящий в красный, пожелтевший на краях. Он по ним пальцами проводит и шепчет…

- У тебя была сумка, и он ее вырвал. Очень сильно.

Опускаю глаза. Мне так стыдно, а еще в носу снова колет, и я ничего не могу сказать. Ну да, была, и что?

- Повернись.

- Зачем?

- Я говорю — ты делаешь.

- Нет!

Резко хватает меня и насильно поворачивает к себе спиной, а потом шепчет рядом с ухом.

- Да.

Я злюсь еще больше, дергаюсь, но он держит меня крепко. Усмехается.

- Стой ровно, Соня. Или на тебя браслеты надеть?

- Ты…

- Замолчи.

Открываю рот с негодованием, а слова исчезают. То есть, вообще. Когда его пальцы мягко убирают волосы назад. Потом касаются шеи на загривке. Там еще один синяк, а точнее, три — отпечатки моего сталкера. Они тоже синие, они тоже страшные, и они самые неприятные — там мы соприкасались непосредственно кожей, и теперь, принимая душ, я каждый раз сильнее тру ее мочалкой. Именно там.

Мерзко…

Арсений обводит их по контуру и шумно выдыхает.

- Потом он схватил тебя здесь.

- Да.

Отпускает.

- Что ты…

- Заткнись.

Холодно, хлестко. Арсений не разменивается на нежности, даже на банальную вежливость, и абсолютно пренебрегает моими личными границами, будто их все еще нет. Как когда-то давно не было…

Чувствую, как он немного приседает, а потом его рука проникает под свободную ночнушку. Я тут же давлюсь возмущением, дергаюсь, шиплю.

- Совсем охренел?! Не трогай меня! Ты не имеешь права и…

- Я сказал — закрой рот!

Мои волосы жестко натягиваются, заставляя запрокинуть голову и встретиться с ним взглядами. Его глаза уже не дремучий лес даже, это что-то гораздо темнее и опаснее...

- Ты украла моего ребенка, Соня, так что я имею право на все, что посчитаю нужным. А теперь, рот закрыла и повернулась, и не думай, что я испытываю наслаждение. Касаться тебя — это последнее, чего я хочу.

Так обидно…

У меня подбородок начинает дрожать, и я не могу это контролировать, поэтому резко отворачиваюсь, чтобы он не видел.

Ткань поднимается выше, оголяя мое тело до ребер. Арсений проводит по ним пальцами, идет дальше. Совсем слегка надавливает.