– Ерунда какая-то, – бормотал он. – Глюки!

– Хочешь – верь, хочешь – нет, – она пожимала худенькими плечиками. – Но это правда. И я знаю, что мы никогда не будем вместе…

– Но мы сейчас вместе, – Сергей смеялся и снова прижимал её к своему телу. Но с ним тоже происходило что-то странное: его губы растягивались в улыбке, но на самом деле ему было грустно, какая-то неясная, смутная тоска сжимала сердце, а может, и не сердце, а нечто рядом с ним – то, что наваливалось камнем, придавливало, тискало этот трепещущий комочек, заставляя его биться ещё чаще.

Катя приложила ухо к его груди и, казалось, заснула: глаза закрыты, лицо безмятежно, дыхание легкое, ровное.

– Почему ты закрываешь глаза? – спросил он. – Ты всегда их закрываешь, когда кладешь голову мне на грудь…

– Это – тайна, – шепнула она и ещё крепче сжала ресницы. – Тебе об этом знать не обязательно.

– Но почему?

– Ты не поймёшь…

– Думаешь, у меня ума маловато?

– Ладно, – она вздохнула. – Когда я смотрю на тебя, то ты видишь в моих глазах своё отражение. Но ты не видишь то, что вижу я в твоих глазах.

– Почему же? В них ты…

– Нет, в твоих глазах не видно ничего, – она провела пальцем по ложбинке в его груди, потрогала короткие, мягкие волосинки вокруг сосков и опустила ладонь ниже – на пупок. – В них ничего не видно, кроме моих слёз…

– Какие слёзы? О чём ты? Разве ты плачешь? Я ничего не вижу…

– Ты не видишь ничего, а я вижу в твоих глазах свои слезы, – упрямо повторила она. – Ты же хотел знать мою тайну. Теперь ты её знаешь, но не поймёшь её…

– Выдумываешь, – усмехнулся он и мягко, но настойчиво потянул её ладонь ниже, ещё ниже. – Я вижу твою улыбку, и радость вижу, и вот эти губы, и носик, и щечки, и ушки, – он поочередно называл то, что целовал. – И шейку, и грудь – эту, и вот эту… Я готов часами смотреть на тебя!

– Но это не значит, что ты меня на самом деле видишь, – ответила она. – И ты не знаешь, что такое любовь…

– Любовь – это…

А что это? Нет, правда, что это такое на самом деле – любовь?

На обёртке от жевательной резинки написано: «Любовь – это…» И нарисованы два сердечка – веселые, ярко-красные, простодушно-дебильные.

Катя, хотя и баловалась сигаретами сама, терпеть не могла запаха табака, и Сергею приходилось жевать жвачку.

– Любовь – это, – повторил он и, не зная, что сказать, замолчал.

– Что же? – она рассеянно повертела обертку от жвачки. – На картинке, смотри, всё просто: два сердечка тянутся друг к другу, им хорошо вместе. Но разве это любовь? Они не видят то, что спрятано в глубине глаз…

– Что-то непонятное ты говоришь, – заметил он и, не желая продолжать тему разговора, ловко сменил её: У тебя такие красивые глаза. Тебе, наверное, часто про это говорили?

– А не скажу! – она высунула кончик языка и подразнила его: Бе-бе-бе! Догадайся сам…

– Да я с первого раза догадаюсь! – он притянул ее к себе, обнял и, стараясь не моргать, уставился прямо в её зрачки. – Много! Не меньше ста человек!

– Бе-бе-бе, – она не отводила взгляда. – Не угадал!

Он смотрел в её глаза, она – в его. Сергей не мог понять, то ли она шутит, то ли говорит правду.

– Неужели их было так много, что ты потеряла счет? – он искреннее изумился, хотя и пытался делать вид, что ему всё равно.

– У меня по математике «пятёрка» была, – в её зрачках сверкнули желтые искорки. – Так что считать умею, и дебете с кредитом обычно сходятся. Ну, давай-давай, угадывай!

– Ладно, – он не выдержал и первым отвел взгляд. – Каждый мужчина, если он, конечно, мужчина, должен был заметить твои глаза.

– А вот говорить про это я разрешала не каждому, – засмеялась Катя.