Спасительная стена здания скрыла меня от вездесущих камер. Я привалилась к ободранной штукатурке, пытаясь унять сердцебиение. Надо идти. Кажется, здесь я ночевала с перевязанной головой. Заглянула в оконный проём. Комната, разделённая перегородкой с пустым прямоугольником вместо двери, ведущей в коридор. По углам куча засохших иголок, шишки, обрывки бумаги.

Следовало бы исследовать здание внутри, но даже думать об этом было больно. Двигаясь вдоль фасада, прошла мимо окон забитых фанерой, встретила и пару пустых глазниц. В одной комнате валялся поломанный стул, в другой стояли перекошенный шкаф с полками с кипой пожелтевших бумаг. Интересно, что здесь творилось в прошлом веке и куда всё сгинуло?

Чахлые кусты, торчавшие из земли, дико смотрелись рядом с могучим лесом за ограждением. Территория колонии, словно была заражена чем-то непригодным для жизни растений. Эта мысль испугала. Возможно, кусты и деревья просто безжалостно вырубали. Прячась за кустиками, я двинулась к медпункту. До него было метров пятьдесят. Пятьдесят метров внутренней истерики и сумасшедшего сердцебиения. Где расположена спальня Виктора, я примерно представляла, поэтому подкралась к окну и легонько постучала. Тишина. Постучала ещё раз. Пульс зашкаливал. Окно распахнулось. Лохматый док заспанными глазами уставился на меня.

— Майя? Что…

В зеркало я себя не видела, но док замер на полуслове.

— Есть другой вход?

— Да. С торца справа. Иди туда. Сейчас открою.

Через несколько минут я пробралась с черного входа в медпункт.

— Я решила принять предложение начальника.

— Какое?

— Поселиться в административном корпусе. Помоги туда дойти.

Виктор запустил пятерню в волосы, дёрнул так, что мне казалось, он вырвал клок волос.

— Майя! Он ещё вчера улетел. Пришёл борт и его вместе со Стасом отправили в город.

— Так Стас был у тебя?

— Нет. В посёлке.

От мгновенно накатившей слабости я пошатнулась.

— Сядь уже. Рассказывай, кто тебя…так

— Егор. Он обещал приходить каждую ночь. Они со Стасом напали на меня вдвоём в тот вечер.

В глазах Виктора я увидела неприкрытый испуг.

— Ты сказала об этом начальнику?

— Я думала, он знает.

Виктор непроизвольно застонал и опять вцепился себе в волосы.

— Ты ошибаешься.

Осознание того, что мне никто не поможет, не пощадит, ударом молнии прошлось по нервным окончаниям. Я часто заморгала, дыхание сбилось.

— Дай обезболивающее и успокоительное, если есть.

— Чёрт, дерьмо! Куда он бил?

— В голову, живот, по рёбрам, по лицу.

— Дышишь свободно? Тошнит, голова болит?

Хотелось позорно расплакаться. А я ведь просила Витьку оставить меня здесь. Сглотнув вязкую слюну, собрала крохи достоинства и удержалась от унизительной капитуляции.

— Терпимо.

— Ты останешься здесь. Скоро вернётся Пётр Григорьевич, я с ним поговорю. Так не должно быть. Егор перешёл все границы.

К чему делать вид, что вот он-то непричастен к тому, что твориться в колонии. В этом гадюшнике мужчины переходили границы без каких-либо стоп-слов, брали то, что хотели по праву сильнейшего. Извращённое удовольствие толкало их на эксперименты. Думаю, с каждой новой партией узниц, мужские аппетиты росли, желания множились, вседозволенность развязывала руки. И какая-то бесцветная моль посмела ускользнуть из лап садистов.

Док дал пару таблеток, я проглотила их, запив водой.

— Иди в стационар, у тебя постельный режим как минимум несколько дней.

Как в тумане по узкому коридору, я добрела до комнаты, скинула рюкзак с плеч, сняла ветровку, легла на кровать. Силы, которые я копила для последнего рывка, покинули меня. Я перестала биться в безмолвной истерике, превратившись в стылый комок истерзанных мышц. Низкий потолок давил на меня, серые стены наползали с двух сторон, тёмное небо за окном обещало неминуемую кару, а тело налилось свинцом, не в состоянии двинуться даже на миллиметр.