Несколько дней спустя.

В общем, так получилось – я три дня Кильку не видела. А потом простудилась зверски. Недели на две. Это все из-за носа разбитого. Он теперь слабый стал, вот и ловит всякую инфекцию, зараза.

Лежу. Болею. Мама на работе. А мне чаю с лимоном вдруг захотелось. Завернулась в одеяло и потопала на кухню. А там папа. В одних трусах перед открытой форточкой. Дышит полной грудью.

– Ты чего, закаляешься? – предположила я.

– Черт! – Папа заметался по кухне.

– На больняк собрался?

– Ну да. Я тоже отдохнуть хочу.

– Ты не отдохнуть хочешь. Ты помереть собрался. Дурак ты, хоть и мой папа.

Он был счастлив, когда мама обнаружила на его градуснике тридцать восемь и две. Наверное, у него на работе какие-то проблемы. Или просто захотелось, чтоб вокруг него скакали и фруктами пичкали. Так и вышло. А на меня теперь – ноль внимания. У меня температура меньше, и я почти здорова.

Пока мы с папой болели, я ему нечаянно выболтала все Килькины секреты.

– Надо парню помочь, – громко сморкаясь, решил папа.

Оделся потеплее и пошел встречать Кильку. Часа два прождал. Встретил маму; она умилилась тому, что он по ней так соскучился.

– Не было ни Кильки твоего, ни нариков, – шепнул мне папа.


После болезни.

Пропущенные уроки вышли мне боком. Теперь надо было догонять класс. Мишаня помогал, как мог, сделав за меня всю домашку. Кильки в школе не было, и я решилась сходить к нему в гости. Типа проведать.

– Он болен, – сухо рявкнул Килькин отец и попытался захлопнуть дверь перед моим носом.

– Я знаю, что он на больняке. Мне в школе сказали. Я ему домашку принесла. Вы все-таки меня пропустите, а? – как можно вежливее попросила я.

Лучше бы он меня выгнал. Вид прикованного к батарее Кильки меня просто потряс. Напрочь. У него лицо было как у зомбяка. Зеленое. Правда! И трясся он капитально. А когда меня увидел – подвывать начал. Как собака больная.

– Ну как тебе зрелище? Может, ты мне объяснишь, как такое могло случиться с МОИМ сыном?

– А только с вашим и могло, – нечаянно брякнула я и тут же пожалела, что не родилась немой.

Когда у Килькиного отца прошло желание меня урыть, он затолкал меня на кухню для серьезного разговора. Классная у них квартира, лучше нашей. Особенно пол здоровский, из натурального дерева незнакомой породы.

– Хватит посуду рассматривать, не в музее, – Килькин отец нехорошо так на меня поглядел.

Правда, я даже испугалась немного.

– Отучайся шарить глазами по чужому имуществу. А то мало ли что…

– Типа их обворуют, а подумают на меня? – догадалась я, – Так на кой фиг выставки делать? Ведь ясное дело – вам своими сокровищами похвастать охота.

Килькин отец пристально на меня уставился. Хотел гадость сказать, но передумал.

– И почему ЭТО могло случиться именно с моим сыном?

Пришлось заложить Кильку по всем статьям. И про уродов этих в подъезде. И про его страх перед отцом. Только это не страх вовсе, а что-то другое. Я просто названия не знаю.

– Он сам никогда наркоту пробовать не будет. И они это просекли. Но он гордый у вас. Ему признаться в слабости – как повеситься. Значит, вы во всем сами и виноваты, – мрачно подытожила я.

– Мать в больнице лежит. Этот ушлепок ее с монстром из игрушки перепутал и топором пытался зарубить. Видала, какие у нас теперь двери? Его рук дело.

– А что с матерью?

– Срыв. Нервный. И синяки.

– Могло быть хуже, – успокоила я.


Через пару дней.

На переменке какая-то малолетняя тварь устроила дымовуху. Неужели и мы в первых классах были такими придурками? Мальчишек тут же пробило на ностальгию.

– А ты помнишь, как мы училке тапки приклеили?