– Да ты успокойся, – говорит он ей, – Про первую ночь – это у тебя хорошо расписано. Ну, так ночь-то еще и не началась. Есть время пообщаться.
Длинная серая девятиэтажка проползает мимо, все ускоряясь. Маша оборачивается: Витюша смотрит вслед машине.
Чувак в камуфляже достает сигареты:
– Куришь? Нет? Правильно. Зачем тянуть в рот всякую гадость.
Маша не знает, что теперь делать. И просто закрывает глаза.
Когда она открывает их снова, белая «пятерка» уже катится прочь, подмигивая алыми фонариками. Поддает газу, и в воздухе повисает сладкая бензиновая вонь. Сладкий вкус и во рту – от дрянного ментовского коньяка. Коньяк бывает разным, понимает Маша. И жизнь бывает разной. На вкус и даже на запах.
Всего лишь за день эта жизнь серьезно изменилась.
И еще она потеряла серебряную заколку.
Морщась, Маша смотрит вокруг. Где это она?
Вдали – знакомая серая девятиэтажка, похожая на длинный мусорный ящик. Они не заехали слишком далеко.
Маша идет туда, пошатываясь.
Витюша маячит у подъезда. Что-то такое было связано с ним. Что-то неясное. Господи, как голова-то болит.
Почему он прячет глаза?
– А я тебя ждал, – говорит он. – Я в милицию звонил. Они сказали, обязательно приедут.
– Уже приехали, – отзывается Маша.
Витюша мнется.
– Может, зайдем ко мне? – предлагает он несмело. – Просто… это… у меня родаки только в восемь…
Да. А ее мать дома. У нее смена завтра. Совершенно невозможно показаться перед ней в таком виде.
В прихожей он суетится. Снимает с нее курточку. Она вздрагивает. И внезапно понимает, что ей срочно нужно в ванную. Там она перегибается через бортик, и ее тошнит – неудержимо. После этого становится легче. Ненадолго, потому что она тут же чувствует на себе его руки.
Ей хочется его ударить. Потом она понимает, что сделать это довольно трудно. Можно просто закрыть глаза и не видеть. Так гораздо легче.
Гитара, отброшенная на пол, обиженно звенит.
Витюша очень неловок. Ему так и не покоряются отдельные детали Машиной одежды, как сказали бы раньше. Но он не останавливается. Его ждет немало открытий.
Вот только неудобно и тесно на этом диване. Особенно если не вполне знаешь, как все должно быть.
– Тихо ты, – шепчет он, – Тихо.
Он зажимает ей рот рукой. Все-таки соседи могут пропалить. Хотя ей уже не больно. Да, в общем, все уже и кончилось.
Глаза у Витюши – блестящие, выпуклые.
На нем футболка с «Арией».
На потном носке – дырка.
Маша прячет лицо в подушку.
– Застирай покрывало, – говорит она оттуда, – В холодной воде.
И еще, чуть помолчав:
– Я тебя ненавижу.
И следующий день тоже наступает, как и все остальные перед ним. Этим следующим утром Маша входит в класс, чуть заметно улыбаясь. Захлопывает за собой дверь. Но не замедляет шаг. И не смотрит ни на кого.
Она смотрит на Светку.
– Я пошутила, – успевает сообщить Светка, и вслед за этим ее сердце обмирает и проваливается куда-то вниз. А сама она вылетает из-за стола в проход, несколько неуклюже и не вполне самостоятельно. Потому что рука у Машки совсем не слабая.
– С-с-сволочь, – Машка сжимает пальцы, – Ты умрешь.
Слыша это, Дан Лозинский поднимается во весь рост – там, у окна – и делает шаг к Машке. Витюша вскакивает тоже и что-то кричит, но его никто не слышит, потому что все говорят одновременно. И все бросаются в одну сторону. А кто-то, кажется, лезет за мобильником – подснять на видео.
Все это было бы похоже на скверный фильм, если бы не происходило прямо сейчас.
– Ты не будешь жить, – твердит Машка.
– Дура сумасшедшая!
С этими словами Светка вырывается и отскакивает прочь. Даник крепко обнимает Машку сзади. Это выглядело бы довольно эротично, если бы фильм начался именно с этого момента. Да на нем же и кончился.