***


– Согласен, – не проговорил, а прокаркал, увидев утром на ковре смайлик с высунутым языком и глазами-крестиками, какими обычно в юморе обозначают труп. – Ощущения именно эти.

За окном валил снег, в квартире было холодно – либо Хрома так сильно морозило, что в процессе поиска шерстяных носков он аж затрясся от озноба. Еще надо было пожрать перед тем, как выпить таблетки, но мысли даже о простой яичнице нагоняли тоску, ведь сковородка была одна на все случаи жизни и сейчас лежала в раковине не вымытая. Махнув рукой, Хром набрал в стакан воды и уже собирался закинуть таблетки в рот, как вдруг, судя по звуку, дверцы буфета открылись. Подойдя к нему, Хром увидел стоящие на полках металлические ванночки с табличками: «Цезарь», «Оливье», «Московский», «Гнездо глухаря», «Сельдь под шубой», «Мимоза», «Граф», «Гранатовый» и еще несколько, без табличек.

– Буфетик… родненький, как же я тебя люблю, – Хром шмыгнул носом и пошел за тарелками на кухню, пока портал в холодильник кулинарного отдела супермаркета не закрылся раньше, чем он нагребет себе хавки на два дня вперед.

Вообще-то он такое не поощрял – все-таки это было самое настоящее воровство, ведь за взятое он не платил, но иногда, в подобных случаях, закрывал на выкидоны буфета глаза, потому что тот делал это от всей своей буфетной «души» и любви к Хрому.

То, что буфет может открыть портал в хранилище или поселиться в любую вещь с дверцами, к которой когда-либо прикасался «хозяин», Хром понял еще со школьных времен, когда тот перемещал его забытые шмотки из шкафчика и подкидывал мороженое в жару из Галиного круглосуточного – размокшие ценники, подписанные от руки, были только у нее. В плане заботы он напоминал бабулю, и вместе с ковром они казались семейной парой старичков, которые опекают внука и помогают ему не наделать еще большей херни. На самом деле, конечно, у домовых Хрома, вероятнее всего, не имелось ни возраста, ни пола, ни понятия о плохо-хорошо, только привязка к нему, как к хозяину. Кажется, они достались ему после менингита в детстве вместе с провидением, но Хром уверен не был. Такое ощущение, будто эти вещи были с ним всегда, просто Хром, пытаясь с годами хотя бы минимально овладеть своими способностями, научился взаимодействовать с ними, как с живыми людьми. С настоящими людьми он это никогда не обсуждал и себе подобных искать даже не пытался. Один раз, поддавшись соблазну найти родственную, так сказать, душу, поехал в соседний город, где по слухам жил слепой колдун-ясновидец, но как только Хром с ним встретился, то разочаровался в людях едва ли не больше, чем когда узнал, от чего на самом деле погиб его отец-мент и не двинул кони он сам, будучи совсем мелким. Встреченный же «ясновидец» имел за душой столько чужих поломанных судеб и обманутых на большие деньги невинных людей, что наивный восемнадцатилетний пацан, каким тогда был Хром, не удержался и блеванул ему прямо на богато украшенную «волшебную» скатерть и большой «магический» стеклянный шар. За что был тут же избит крышующими и выдворен из квартиры ясновидца. С тех самых пор Хром решил, что даром своим, если это вообще можно было называть именно даром, а не проклятьем, в корыстных целях он пользоваться не будет. И вообще старался по возможности людей избегать, иначе спустя время ловил слишком много инфы, как о той же Гале, а потому скоро привык к одиночеству и уже не нуждался в том, чтобы жить с кем-то еще. Достаточно того, что его ждали дома и скучали по нему эти двое, предметы мебели которые. Хотя в том, что они именно мебель или домовые, Хром иногда сомневался. Слишком уж ковер с буфетом самостоятельные и самодостаточные иногда.