– Соледад, тебе нехорошо? – К ней наклонилась старшая дочь Пилар, Альма. Когда Анхелика сбежала из города, Пилар только была беременна первенцем.

«Это могла быть наша с Хосе дочь!» Мысль ударила в висок с силой пули, когда-то пущенной Хосе, и заметалась по черепной коробке, медленно убивая ее. Соледад извинилась и вышла на крыльцо. Но и там прошлое не отпустило ее. Глядя на цветущие апельсиновые деревья, она с тоской думала, что когда-то у нее был такой же фруктовый сад…

Обернувшись на полный огней дом, которого у нее никогда уже не будет, в последний раз оглохнув от шума голосов счастливого семейства, она скользнула на тропинку между деревьев и быстро зашагала к ограде, все дальше уходя от огней в кромешную тьму. Она бежала из дома Пилар, как преступница. За ней гнались призраки прошлого, призраки несбывшегося счастья.

За долгие годы она не раз предпринимала попытки разыскать своих родственников. Наводила справки и в Шотландии, на родине матери, и в Мексике. Но нигде не было следов ни ее отца, ни матери, ни многочисленных братьев и сестер. Шло время, и каждый раз, вешая на стену новый календарь, она считала, сколько лет исполнилось бы в новом году ее родителям, сестрам, братьям. Родные, если они были живы, старели с каждым годом, время для их поисков таяло с каждым днем, но она не теряла надежды.

В свои пятьдесят, принимая бриллиантовый браслет от любовника, пришедшего поздравить ее с двадцатилетием и годившегося ей в сыновья, и поднимая тост за здоровье родителей, она вдруг отчетливо поняла, что мама с папой, вероятно, уже не дожили до этого дня.

Столетний юбилей, который она с размахом отметила в мексиканском отделении Клуба, был омрачен сознанием того, что никого из ее родных уже не осталось в живых. Но она не прекращала попыток разыскать хотя бы их потомков и вновь брала имя Эсперанцы, впуская с сердце надежду… Однако южное солнце было по-прежнему немилосердно к ее коже, а поиски все так же безрезультатны.

В день своего отъезда из Мехико в Лондон, который она любила за дожди и туманы, Эсперанца решила больше не тешить себя иллюзиями. Она одна на всем свете. Так было уже восемьдесят лет, и так будет впредь.

Уже было заказано такси и до отъезда оставалось меньше часа, когда она выбежала из отеля, чтобы прикупить сувениров своим новым английским друзьям. Когда она перебирала сомбреро и ацтекские маски, на нее буквально набросился энергичный толстячок с громким голосом в белом костюме.

– Нет-нет-нет, – не слушая его, отбивалась она, – мне не нужны знакомства.

– Я предлагаю вам работу в кино!

– Что? – Она рассмеялась. – Простите, у меня нет времени. Скоро самолет.

– Как? – огорченно воскликнул он. – Вы уезжаете? Уезжаете прочь от своей славы? Я уже вижу ваши фотографии на обложках всех журналов!

Она хотела высмеять его за вранье, но тут к нему подскочила проходившая женщина и, хватая его за руки, затрещала:

– Вы ведь сеньор Касадос? Тот самый, который снимает «Я умру без тебя»? Ах, вы должны непременно рассказать мне, чем закончится этот фильм! Скажите же мне, выйдет ли Мария Лусия замуж за Хуана Антонио?

Отделавшись от бойкой зрительницы автографом на открытке, Касадос вновь подскочил к Эсперанце, расплачивающейся за сувениры.

– Так что, попробуете, прекрасная незнакомка?

– Увы. – И она привела последний веский аргумент: – Я не могу сниматься днем, у меня редкая аллергия на солнечные лучи.

– И это все? – Толстячок так и подпрыгнул. – У вас нет ревнивого мужа, который мечтает запереть вас дома? Пятерых детей, которые требуют вашего неотрывного присутствия? За вами не гонится Интерпол? Вы не готовитесь к полету на Луну?