– Хорошо, сейчас подберем судьбу. Артефакт тот же – терпение и терпеливость. Хочешь в свою же семью?
– Это как?
– У старшего твоего с тобой договор, помнишь? Он учит тебя терпению, ты его безусловной любви. Раз уж ты выпал из Игры раньше времени, то можно вернуться к нему в качестве сына. Надо лишь подождать чуток, дети быстро вырастут, земное время здесь ощущается иначе. Готов?
– Поехали!
Пахом
На новых уровнях совсем другие жизни.
1903 год
И стало вдруг тихо. Даже собаки выть перестали. Словно куполом накрыло Пахома… и все им свершенное.
Он обвел мутным взглядом горницу, ужас ледяной струйкой вливался в… душу? В душу ли? В точку посреди широкой грудины. Души-то нет у него, не может быть, раз такое содеял.
В гневе и пьяном угаре забил до смерти. Как же это он так?
Пахом опустился на колени да прямо в кровь.
– Марьюшка, – сокрушался мужик. – Прости, Марьюшка.
Обнимал недвижимое тело, заглядывал в глаза, да без толку. Поздно. Обернулся к притихшим детям:
– Вы простите меня, окаянного.
Вышел, шатаясь, в сени, снял ружье. Как сердце его, холодное.
Зарядил, приставил к горлу. Выстрелил.
А через мгновение уже смотрел на себя со стороны. Жуткое зрелище.
– Пора возвращаться, – послышался знакомый мягкий голос. – Транзитный тоннель открыт, жду тебя.
– Нет, не пойду, Гардиан… останусь. Здесь останусь.
2021 год
Пахом поглаживал рыжую кошку, на гостя не смотрел. Все больше в окошко.
– Моя-то ушла, – говорит. – На почту, за пенсией. Жду вот ее. А ты по какому делу? За ней, что ли?
– За тобой, – все тот же мягкий голос.
– Мне и тута неплохо. В домовые вот заделался. Внучку досматриваю. Старая уже, памяти совсем нет. То очки потеряет, то телефон.
– Сто двадцать лет почти в нечисти маешься. Возвращаться пора.
– Ага, возвращаться… Я что, правил не помню, что ли? Мне за самоубийство временна́я петля положена. Вновь по кругу одно и то же переживать. Лучше тут, при доме, как-нибудь…
– Дом-то опустеет, под снос пойдет.
– А у Аленки внуки в городе. Помрет старая, к ним переберусь. Хоронить приедут, я и пристроюсь.
– Упрямый ты, Пахом. Ты пойми, тут развития нет. Только в жизни можно получить нужный опыт… и прощение. Временну́ю петлю можно и разорвать.
Домовой насупился и тихо-тихо, без норова уже:
– А если снова? Если так и не справлюсь с гневливостью? Опять… убью Марьюшку?
– А если справишься? На новых уровнях совсем другие жизни. Сам себя шанса лишаешь. Возвращайся.
Пахом вздохнул глубоко, сгорбился.
– Хорошо. Только Аленку не брошу. Вместе с ней уйду, как время придет.
Когда я был Андреем…
Говорят, дети могут помнить…
«Ребенок три года рассказывает о прошлой жизни».
Лена впечатала фразу в строку поисковика, помедлила секунду и все же нажала на кнопку «Найти».
Бог интернета мгновенно выдал ей миллионы статей и форумов, изобилующих примерами и личными историями. Лена поглощала одну за одной:
«Моя мама утверждает, что когда я был маленький, то говорил, будто я погиб в огне давным-давно. Я этого не помню, однако одним из самых моих больших страхов было то, что дом сгорит. Огонь пугал меня, я всегда боялся находиться подле открытого пламени».
«Я подарила сыну игрушечного белого кролика. «Когда я был твоим папой, я подарил тебе такого же. После этого мы никогда больше не виделись», – сказал он в ответ. Папа действительно подарил мне кролика, когда мне было 14. Это была наша последняя встреча».
«Я педиатр. Однажды осматривала пятилетнего мальчика. Он живет в деревне, у него нет друзей, учится дома, в доме нет телевизора. Он посмотрел на меня и сказал: «Твой брат спас мне жизнь во время бури в пустыне». Я обмерла. Мой брат был в Ираке, и там он действительно спас ребенка».