Так что мои бунтарские и романтические метания остались при мне, а для остальных я оставалась папиной дочкой, не слишком удачной его копией, наследницей и прочая, и прочая.
Возможно, поэтому я и влюбилась в Кирилла, нищего бастарда, как его прозвала Люка Тицына, не к ночи эта ехидна будет помянута. Хотя я была уверена, что влюбилась просто потому, что влюбилась. По уши.
Познакомились мы банально — через Интернет, долго болтали в чатах о всякой ерунде, а потом решили однажды встретиться в маленькой кофейне на Арбате. И всё, я пропала… Высокий, черноглазый парень, с замечательно доверчивой улыбкой — счастье моё, Кирилл. Ну и пусть живет в хрущобе, пусть ездит на метро, пусть стесняется крошечных букетиков, принесенных в кармане куртки. Мне другого не надо! Лишь бы только знать, что любит меня саму, а не мои деньги.
А меня любить сложно, я на этот счет никогда не обольщалась. Тут мне не повезло. Внешне я была вылитая мама — блеклое личико, волосы не ахти, а то, что фигура неплоха — так это почти незаметно, потому что рост подкачал. Серость, в общем — увидишь и не запомнишь. Кирилл потом говорил, что вначале полюбил мою душу, а потом уже, после встречи, всё остальное. И я почему-то сразу поверила ему, и за те полтора года, что мы вместе, ни разу не усомнилась в его искренности.
Первое время я тщательно скрывала, чья я дочь. Для этого пришлось организовать пару истерик и заставить отца убрать от меня охранника. Мне и раньше мешало постоянное присутствие рядом Саши или Вадима — посменно они таскались за мной, как привязанные. Даже в университет!
Свобода далась малой кровью, и на первое свидание я отправилась одна. Потом тихо радовалась своей предусмотрительности — этакая Золушка наоборот. Я даже фамилию себе придумала другую, чтобы уж никак не засветиться. Врала мастерски — живу с родителями, в двушке в Бутово, провожать себя не разрешала — далеко, сама на маршрутке доберусь. Такая вот независимая и гордая простушка. Я действительно доезжала на своей машине до остановки маршрутки и уже на ней ехала в центр. За пару месяцев такой жизни я изучила все пути отходов и научилась конспирироваться не хуже Штирлица.
Когда Кирилл сделал мне предложение, пришлось признаваться. Случилось, то, чего я больше всего боялась — Кирилл ужасно разозлился. Обвинил меня в том, что я ему не доверяла и врала столько времени. И ведь был прав на все сто процентов, вот что ужасно. Дошло до полного разрыва. Он не хотел становиться, как он выразился, «содержанцем», ему нужна была я, больше ничего. А я — устроила проверку его чувств.
Пытаясь протестовать, я только все испортила, Кирилл холодно простился и ушел. Я осталась одна посреди зала станции метро «Добрынинская». Вот тебе и «бедная богатая девочка».
Ситуация была отчаянная. Усугубилась она тем, что как раз в это время умерла мама… Болела она давно, но врачи уверяли, что операции и лечение помогут. Не помогли. Не выдержало сердце.
Как я тогда не рехнулась, до сих пор не понимаю. Вокруг творилось нечто несусветное — какие-то разговоры о завещании, мрачный, как туча, отец, бумаги, которые нужно было подписать. Не понимая, в чем дело, я подписывала. И только спустя несколько месяцев, обнаружила, что являюсь каким-то там акционером и совладельцем. Оказалось, что все это время моя тихая и незаметная, так и не научившаяся носить платье-коктейль и туфли на высокой шпильке, мама была партнером отца в его довольно запутанном бизнесе. А теперь и я должна им стать.
Ну уж дудки! Заниматься бизнесом я не умею и учиться этому не собираюсь, и если уж мне не избавиться от своего денежного эквивалента, то пусть им занимается, тот, кто в это хоть что-то соображает. Я оформила все нужные доверенности и поручения, я отметала от себя весь этот мусор, а сама думала только о Кирилле. Он не звонил, не появлялся в тех местах Сети, в которых раньше его можно было легко найти. И даже его мобильник отвечал, что он «просит его не беспокоить».