- Вам отлично удались креветки, в сальсу я бы добавил перец чили, а не чёрный. Но это уже чистая вкусовщина. Поздравляю. Вы подали отличную закуску. 

Боже, кажется, я умерла и попала в рай. По крайней мере, после американских горок ощущения именно такие. На моём лице - широкая улыбка, а на глазах - выступившие слёзы. Нам говорят что-то ещё, что ждут именно таких блюд и дальше, но я уже почти ничего не слышу. Благодарю и обещаю подать горячее через час.

- Пухляш, мы это сделали! - восклицает Орловский, когда возвращаемся вместе в кухню.

- Ура! - только и могу шепнуть я, выдыхая. Начало положено, но впереди ещё два блюда, и теперь я сосредотачиваюсь на горячем, а Андрей на десерте.

- Да твою же дивизию! - не выдерживаю я, когда второй кусок роскошного лосося жарится так, что на нём не получается хрустящей корочки.

- Пухлик, я сейчас не могу тебе помочь, что случилось? 

- Ничего! Ничего не получилось! - буквально ору я, забыв о камерах и о том, что это увидят миллионы телезрителей. 

- Так, спокойно!

- Я не могу спокойно! Я ни черта не успеваю!

С самого начала, как я принялась за горячее, всё будто валится из рук. Сначала перепекла овощи, но переделывать их времени нет. Соус песто кажется мне горчащим, а лосось - без корочки. Всё, что я видела в голове как простое, но одновременно роскошное блюдо ресторанного уровня, по факту будет унылым куском лосося, передержанными овощами и горьким песто.

- Я так больше не могу, - срываюсь я, выкидывая вторую порцию в помойное ведро. Из глаз уже брызжут слёзы и сдерживать их нет ни сил, ни желания. 

Я просто отхожу куда-то, сажусь прямо на пол, сползая по стене, и закрываю лицо руками. Жалкая неудачница! Мне место в какой-нибудь забегаловке, а не в ресторане, теперь я это отчётливо понимаю. А стыд перед Андреем достигает каких-то катастрофических величин. 

- Так, Пухляш, послушай. 

Я отрываю руки от лица и вижу, что передо мной сидит на корточках Орловский. Руки - перепачканы кремом, на лице такое выражение, хоть плачь. 

- Послушай, маленькая. Я один без тебя не справлюсь, понимаешь? Ты мне нужна. Сейчас - сильнее чем раньше, когда бы то ни было. Не потому, что я рвусь к победе, а потому что я один не справлюсь. И никогда не справлялся. 

- Да, - просто киваю я, стирая слёзы. - Я сейчас соберусь. Но я всё испортила. 

- Это ничего. Что бы там ни было - это ничего. Давай соберёмся и закончим этот ужин, хорошо?

- Хорошо.

Чувствуя себя ещё отвратительнее, чем до этого, я возвращаюсь к готовке. Ещё раз раскаливаю сковороду, начинаю вновь жарить злосчастную рыбу. И - о чудо! - последние четыре кусочка получаются как раз такими, как нужно. Но ни овощи, ни песто уже не исправить, потому мне приходится сервировать всё так, как есть. Со злорадством думаю, что подсуну особенно ужасную порцию Милене. Пусть выбирает - заваливать ли нас, выставляя баллы участника, или же поддержать хотя бы потому, что на кухне сражается за победу её мужчина. 

Во второй раз мы выслушиваем вердикт ведущих не так радостно. Приятным удивлением становится то, что песто у меня получился идеальный, лосось тоже, но оба эксперта заметили, что рыба, поданная участникам, категорически разная. И хоть они обязаны оценивать только то, что у них на тарелке, дают понять, что участники вряд ли дадут нам сегодня высший балл.

Про овощи мне даже слушать не хочется. Всё откровенно плохо, и я это понимаю. Нельзя поступать так, как я поступила с продуктами - нарезать их наскоро, пожарить и бросить в духовку, забыв о них напрочь. Нельзя готовить без любви. Это я знала и так. Но почему же именно сегодня забыла эту аксиому? Почему позволила  нервам взять над собой верх? Ведь кулинария - моя страсть. Такая всеобъемлющая, что она должна затмевать собой всё. И если мы не вылетим с Орловским после первого же раунда, я больше никогда не буду так делать.