— Врёшь, собака! — с присвистом воскликнул Фёдор Прокопич.
— Чистую правду глаголю, — заявил разбойник и размашисто перекрестился.
— Всё одно — брешешь! Не было такого!
— Что глазами своими видел, то и обсказываю, — почти прокричал Потрох.
Я же ничему не удивился. В жизни всякое возможно. Взять, к примеру, мою историю: из двадцать первого века непонятным путём перенёсся на триста лет назад. После этого, появление крокодилов в средней полосе России — обычное дело!
Эх, как там родное столетие? Сильно аукнулось ему то, что я тут натворил? И не сказать, что историю на уши поставил, но, если прав старик Бредбери, то сотню-другую бабочек мне истоптать довелось.
Возвращаться мне давно перехотелось. Ничего хорошего в будущем меня не ждало. Разве что сестру с племяшом обнять, да могилку родителей навестить…
Иван догадался о моих чувствах, но с расспросами лезть не стал. Понятливый!
Уже часа три наш отряд двигался к усадьбе Сапежских. Воевода поставил под ружьё полную роту пехоты при двух маленьких пушках. Из кавалерии десяток казаков. Их отправили в арьергард: обезвреживать неприятельские дозоры.
Я предложил использовать тактику передвижения Суворова, скромно присвоив все лавры себе. Надеюсь, Александр Васильевич в обиде не будет. Ещё придумает что-нибудь. Отряд разместили на телеги, чтобы после марш-броска солдатам не идти в бой уставшими.
Не верилось, что Сапежский сдастся просто так. Вожак шайки привык чувствовать себя царём горы и, по рассказам воеводы, был человеком храбрым и решительным, к тому же обладал боевым опытом. Чуть ли не герой войны. Ну и специфика российской глубинки накладывает свой отпечаток. Столица далеко, а местную власть можно крутить на одном предмете, вплоть до вооружённых стычек. Примеров хоть отбавляй. Мне уже понарасказывали, как дворяне (правда, в других губерниях) друг на друга с частными армиями ходили и вступали в открытые сражения с воинскими командами, присланными взимать недоимки.
После короткого смотра выяснилось, что солдатики у Фёдора Прокопича пороха толком не нюхали, да и учили их спустя рукава. С такими навоюешь! Чем глубже в Русь, тем больше бардака! За триста лет мало что изменилось.
План кампании был прост: окружаем усадьбу, высылаем парламентёра с требованием сдаться. В противном случае из пушек разносим ворота в щепы, а далее берём приступом. Соотношение сил примерно один к четверым в нашу пользу. Штурмовать можно. Но не хотелось бы. Потери неизбежны. Жалко солдатиков, вдобавок пострадают невинные люди. В усадьбе кроме головорезов Сапежского хватает всякой прислуги. Им погибать незачем.
Казаки доставили первых пленных. Два мужичка в справной одежде. Из улик — старинные мушкеты. Вид скорее растерянный, чем испуганный. У обоих под глазами свежие фингалы: казачки расстарались. Зато взяли без шума. Казаки в этом мастера.
— На горушке расположились, нас высматривали, — стал докладывать десятник. — Сложили костерок из хвороста, чтоб значица запалить, когда команду нашу увидят. Сигнал своим подать. Да не тут-то было! Мы им намеренья-то попортили. Подкрались незаметно, да скрутили в един миг.
— Молодцы, — обрадованно крякнул воевода. — Кто отличился?
— Все отличились, ваша милость, — приняв бравый вид, ответил десятник.
— Ерои! Как вернёмся, всем по чарке водки от меня! — расщедрился Фёдор Прокопич.
Пленники сообщили, что Сапежский знает, что ограбление армянского амбара не удалось. Ещё ему стало известно, что виной всему двое прытких чиновников из столицы. Сам бандит ничего не боится и готов держать оборону хоть до скончания века.