— А Ушаков?! Нешто он другого предпочтёт? — удивлялся Турицын, искренне полагавший, что по значимости Андрей Иванович идёт чуть ли не вторым после императрицы.

Василий ошибался. Ушаков, несмотря на высокий чин и немалую должность, не обладал всей полнотой власти, ему приходилось считаться с подковерной борьбой, которую вели между собой дворцовые партии.

Естественно, никто не посвящал нас в детали, но отголоски всё равно долетали. Как ни крути — мир тесен. Где-то есть обязанный тебе знакомый, или кто-то не воздержан на язык и позволяет себе лишнее. Но мне было совершеннейшим образом всё равно, что мутили всякие остерманы с биронами. Кого бы они ни выбрали — Федора этим не вернёшь.

И вот тайное, наконец, стало явным. В воскресенье всех свободных от дежурства вдруг сдёрнули с мест и вызвали на службу.

Вестовой, прискакавший за нами, многого не сообщил.

— Велено передать, что новый комиссар к себе требует.

— Новый комиссар… А кто он таков? — заинтриговался Иван.

— Ишо не знаю. Фамилия яво Белов … Грят из бывших драгунских полковников.

Мы пожали плечами: Беловых, что Ивановых — пруд пруди. Поди догадайся, на каком остановили выбор.

— Ладно, на месте узнаем, — сказал я, а братец принялся ломать голову, извлекая из памяти всех известных ему Беловых.

— Может Степана Алексеевича племянник?

— Какого Степана Алексеевича?

— Да того самого… Ты должен его знать! Помнишь, дело о краже пороха?

— А, этого… Может, и впрямь его племянник?

— Нет, вряд ли… Напутал я. Того Белова в Штаты отправили.

Я невольно усмехнулся. Тут в обиходе привыкли называть Штатами или Генеральными Штатами современную мне Голландию. Такие вот парадоксы эпохи. У людей моей эпохи ассоциации со словом «штаты» абсолютно иные.

Через час народ толпился перед кабинетом нового начальника. Выяснилось, что никто толком не знал, кто он такой и откуда взялся, и это вносило определённый элемент интриги. Многие переживали, что всё произошло чересчур быстро, и они не успели по старинной традиции приготовить подношение.

— Господа, известно ли кому, что любит новый комиссар? — не удержался и высказался вслух Миша Барыкин, зачисленный в штат СМЕРШа меньше месяца назад.

Его перевели из гвардии, где Миша подвизался в качестве одного из осведомителей Ушакова, и, очевидно, подвизался удачно, поскольку был отмечен и обласкан.

— Щенков борзых, — хмыкнул я.

— Сие доподлинно известно? — уставился на меня Барыкин.

Я не успел ответить. Незнакомый секретарь, очевидно, прибывший вместе с комиссаром, распахнул высокие тяжёлые двери.

— Прошу, господа. Заходите! Комиссар ждёт.

Звеня шпорами, всей оравой ввалились в кабинет.

В центре стоял невысокий худощавый человек с острыми неправильными чертами лица. Впалые глаза, заострённый нос, слегка оттопыренные уши, резко выступающие скулы, плоская как блин фигура, болезненная худоба — всё это вызывало на редкость неприятные эмоции. Такими обычно показывали гитлеровских офицеров в военных фильмах сороковых-пятидесятых годов.

Лишь идеально прямая спина и характерная для военного выправка сглаживали, в общем-то, неприглядное впечатление.

«А он точно Белов?» — подумал я.

Построить мундир по новому месту службы, полковник не успел и потому был в прежнем драгунском.

Одесную от комиссара расположился небольшой столик с резными ножками, смахивающий на журнальный из моего прошлого. На нём покоился широченный поднос с горой чищенных лесных орехов. Кто-то убил не час и не два на очистку.

Мы изумлённо косились на терриконы орехов.

— Рад видеть вас, господа, — с лёгким, похожим на прибалтийский, акцентом сказал комиссар. — Позвольте представиться — Макс фон Белов. С этого дня я ваш новый начальник. Любить и жаловать меня не нужно, а вот подчинения от вас я потребую беспрекословного.