– Ну, Гомос Гомосом, а мы то с тобой толком не познакомились.

– Мы же общались в «Телеге», – сказала она, опять применив свой теплый шепчущий голос.

– Видимся-то в первый раз.

Тут пожилая грузная женщина, что придавила Василису в левое плечо, посмотрела на нее с подозрением. Василиса не осталась в долгу и отмерила женщину взглядом, который означал «Чего тебе надобно?»

– Интересный факт, – продолжала Василиса. – Считается, что дом был построен в 1870 году, в честь знаменитой мистификации Лео Велиара, для тайных встреч последователей тайных религий.

– Подожди, Велиар…, так звали, по-моему, одного из бесов.

После моей вставки, Василиса с еще большим усердием стала читать:

– …В 1870 году ненавистник всякого рода религий Лео Велиар устроил мистификацию. Он опроверг учение церкви и на своих сеансах поведал миру массу «тайн» о связях с Сатаной. В связях были уличены как масоны, так и ремесленники, крестьяне, торговцы, и даже священнослужители. Сатанизм скрыто процветал. Велиару лишь оставалось дунуть на угольки, как они вновь разгорелись. Он даже выпустил массивную книгу в кожаном переплете «Дьявол не в подземелье». Фолиант. Но кто приобрел, потом горько разочаровались, – переплет оказался из кожи людей.

– Жесть! Давай переключимся на другую тему.

– Давай! Ты спрашивал, замужем ли я. Сообщаю: в разводе.

Она в разводе, а я вообще не знаю, как это жить в браке. Ну это ладно, то, что Василиса прочитала про дом – это еще цветочки. Мы собрались на тот «объект» по другой причине. Во-первых, там пропадали люди, и не факт, что это с домом не связано. Кстати, как выглядел Гомос никто не может описать. Во-вторых, у нас были свидетельства очевидцев, что в доме гнездится какая-никакая, а нечисть несусветная. Других слов не подберу. В-третьих, у людей галлюцинации, а после лечатся. Возможно, это байки, но Василису посвящать в такие тайны Мадридского двора я не решился. Потеряю еще попутчицу по дороге.

А все-таки, на минуту представил, как начинался день в эпоху Гомоса.

В барском доме свежий ветер с утра доносит с полей запах сена, утки настойчиво крякают на пруду, воробьи щебечут на ветках. Но вот проснулся хозяин, сидит на веранде чаи-кофеи гоняет, и привычной идиллии как не бывало, лишь шепот челяди по углам.

Шепот был не из праздного любопытства. Вечером Гомос превращался в зверя. Прислуга знала, что ждет того, кто осмелится уйти, сбежать, ослушаться, кара неминуемая. Ваньку из Сергеевки плетьми забили за его вольности. А сколько людей сгинуло почем зря и неведомо как.

Наступили новые времена. После установления Советской власти заселили в дом Гомоса бригаду лесозаготовок. Поначалу все шло спокойно, – лето поработали, осень, а вот зимой пришла беда. Мужики будто с ума сошли, напились и устроили поножовщину. И поехали оттудова, кто на кладбище, а кто в тюрьму. Где-то в шестидесятые, один чекист на пенсии написал в мемуарах, как один из арестованных сошел с ума, и на допросах рассказывал, что повеление убить получил от хозяина. А фамилия хозяина Гомос. Жив, мол, хозяин. А в комнатах второго этажа девицы живут. Сарафаны старинные носят и с зеркалами разговаривают. И не выбежать без разрешения хозяина, – двери есть, а ведут в никуда. Каждую ночь, когда лунный свет касался окон, слышал этот арестант голоса, вроде как стены начинали нашёптывать ему какие-то указания. В стенах дома живут страхи. Можно увидеть то, что давно забыто, но никогда не покидало этот дом.

С неба нас орошает мелкая ледяная морось. Изо рта клубится склизкий пар – напоминание о будущей зиме. Идеальным наше путешествие не назовешь, – после электрички, в Шатуре мы наняли одного «бомбилу» до урочища. Такси тут отродясь не было. Как говорится: «Гладко на бумаге, да ехать в колымаге».