Завернув за колонну, я чуть не влетела доспехами в клетку. Вовремя отпрянув, я уставилась на это диво.

Передо мной была длинная кованая клетка, внутри которой стоял стол с резными узорами. На столе лежали три объёмные книги в золотых обложках, инкрустированных зелеными нефритами. По одной на каждую правящую династию, включая не особо пока толстую книгу под названием «Тинг». Тут покоилась вся жизнь королей: все их заслуги и тайны.

Шаги ищеек приближались, но я не могла отвести от книг взгляда.

Плохая идея, Кнарк. Очень плохая.

Когда ботинки служителя оказались в шаге от меня, и ему оставалось лишь повернуть за угол, я схватила первую попавшуюся книгу и швырнула в противоположную сторону с такой силой, что вонзившись в стеллаж, она повалила полки друг за другом, как домино.

Вместе с грохотом падающего дерева, криками служителей и топотом ног, я схватила того, кто, к своему несчастью, все же завернул за угол, и свернула ему шею. Служителю не было больно, он ничего не понял. Его глаза остекленели прежде, чем зрачки успели расшириться от ужаса.

Под нескончаемый грохот, я выбила решетку клетки с бесценными книгами, схватила одну под названием «Дагган», и оставшись абсолютно незамеченной, просочилась из библиотеки, словно меня никогда там и не было.

Стеллажи еще падали, а мои ноги уже пробежали по тенистой аллее, перепрыгнули через ограду и скрылись в грязных проулках Мудрого Города.

Постепенно крики стихли, как и звон колоколов. Когда я добежала до оживленного района, то уже слышала новые звуки: люди хулиганили в трактирах, стукались бокалами, лапали девок в подворотнях и бросали пошлые шуточки.

Подходя к центральной улице, я стянула чью-то сохнущую рубаху и обернула в нее драгоценную книгу. Меньше сияет – меньше внимания.

А людей близ таверн было много. Я аккуратно пробиралась между целующимися парочками, блюющими путниками, шутами в маскарадных костюмах и попрошайками, которые лишь прикидывались таковыми. На деле, они были искусными воришками. Ты давал им монетку, а в это время кто-то незаметно залезал в твой карман и утаскивал еще три.

Завернув в более узкий переулок, пришлось расталкивать людей локтями. Как пчелы в улье, и с таким же назойливым гулом.

Пока я продвигалась сквозь людскую кашу с ароматом пота и блевотины, почувствовала, как чья-то рука попыталась отвязать мешочек с золотом с моего пояса. Я не стала утруждать себя предупреждениями, просто сломала эту руку. Еще чьи-то пальцы хрустнули, когда попробовали выдернуть мою книгу, завернутую в рубаху. Ее владелец еще долго орал, когда я выбралась из тошнотворного переулка и скрылась в другом.

На мне будто остались следы сотен рук. Даже проведя две недели в лесу, я не чувствовала себя такой грязной. В больших городах всегда буянят, дерутся и воруют, но я надеялась, что хотя бы середина ночи разгонит людей по домам. Хотя может, они уже дома. Улица – их дом.

Тропы до моего ночлега стали чище. Чем дальше от главных дорог, тем меньше людей, меньше гомона, меньше вони. Последнее особо радовало. Обоняние Кнарка было слишком чувствительным для такого смрадного разнообразия.

На новой улочке мне встретился лишь один человек. Высокий и толстый, словно бочка, мужик подпирал стенку и неистово рыдал.

Я миновала его и направилась дальше, но жирная рука схватила меня за плечо и повернула обратно.

Занеся кулак, я отправила его в сердце незнакомца, но остановилась, едва коснувшись шерстяной жилетки, когда услышала:

– Мама проснется?

Слов почти не разобрать: жалкий простолюдин безутешно всхлипывал и слизывал языком сопли, словно ребенок.